Андрей Басирин - Убить Ланселота

Бирюзовый комочек выстрелил из зарослей иван-чая, едва не врезавшись в лоб Хоакина.

— Прости, Хок. — Запыхавшаяся Маггара шлепнулась на плечо разбойника и принялась энергично обмахиваться передником. — Ох, я сейчас умру. Жара! Это ужас, ужас! Откуда взялись музыканты? Кто построил помост? За одну ночь!

— Ты видела графа?

— Да. Проходимец каких мало. Да еще под чарами.

— Под чарами? Какими же?

Прояснить этот вопрос Хоакин не успел. Неделикатные лапищи ухватили его под локти:

— Капитан, пора. Все накрыто, тебя одного ждем.

— Хорошо, иду, иду.

Гостей вольные стрелки встречали с размахом. Хвойно зеленели салфетки на белых скатертях, чопорные камердинеры сновали туда-сюда с подносами. Подойдя поближе, Хоакин с удивлением обнаружил, что зубочистки сделаны в виде стрел, а корзиночки для пирожных стилизованы под мишени.

— Сюда, господин капитан. Пожалуйста, господин капитан. Не оступитесь, господин капитан!

Провожатые передавали Хоакина с рук на руки, как величайшую драгоценность. Его усадили, повязали салфетку. По левую руку оказался Такуан Тук, по правую — Дофадо. Д'Арлатана и графиню Антуанетту с почестями разместили во главе стола.

Хоакин осмотрелся. Оловянные кружки, глиняные горшочки, деревянные лопаточки. Все великолепного качества, все тонкое, звонкое, искусное. Все расписано дубовыми листьями, белками и мельницами.

— Этот граф д'Арлатан, — толкнул его в бок Реми, — оказывается, славный малый. Даже жалко будет грабить проходимца. Передай-ка жульен по-нищенски, Хок. Ты приуныл или мне кажется?

— Кажется, — сухо отозвался Хоакин. — На самом деле я весел и доволен жизнью.

— И это правильно, клянусь Эвтерпой!

Графиня Антуанетта склонилась к Дженни:

— Как вы думаете, сударыня, мюнетер и перепелка нири-пири сочетаются? Я бы, пожалуй, съела вон тот кусочек зайца.

— Боюсь огорчить вас, милочка. У барона Монтиньяка в «Раздольном питании» сказано, что дичь земная враждебна небесным блюдам.

— Ах, не трудитесь пересказывать эту ересь. Перпелка не птица, виллан — не человек. Но барон — душка, несомненно. Бокал бюфю?

~ Если вас не затруднит.

Как особы благородного происхождения, графиня и Дженни быстро нашли общий язык. Дофадо ткнул Хоакина локтем в бок.

— Надо приветственную речь саранжировать, — шепнул он.

— Зачем?

— Традиция такая.

О том, что у стрелков появилась традиция приветственных речей, Хоакин слышал впервые. Но возмущаться по этому поводу было как-то не с руки.

— Слушайте все! — прогремел баритон Дофадо, — Капитан говорить будет!

На поляне установилась тишина. Умокла музыка, сотни глаз уставились на капитана с живейшим интересом.

— Соратники мои, — начал Истессо, — Благородная вольница Деревуда.

Он сделал паузу.

Такуан Тук смотрел на капитана по-детски изумленно, приоткрыв рот. Дженни держалась чопорно, с аристократическим презрением. Здоровяк Требушет рядом с ней выглядел последней деревенщиной.

Вот он, разбойный септет, подумал Истессо. Многих он знал лишь по картинкам в черной книге. Например, Инсельма — Пламенного Мстителя. Или Форика — Неудачливого Влюбленного. Истессо отыскал его взглядом. Лица Влюбленного не было видно, над столом возвышалась лишь лысина.

На пирах Форик чувствовал себя не в своей тарелке. Это не метафора. Его соседям по столу приходилось держать ухо востро. Стоило зазеваться, и Неудачливый Влюбленный выгребал все подчистую. Неудивительно, что за время безутешной жизни в Деревуде он сильно раздобрел.

Сосед Форика толкнул его локтем, и Влюбленный поднял голову. Лицо толстяка ничего не выражало — у дерюжного мешка мимика и то богаче. «Сколько же ему лет, бедняге? — подумал Хоакин. — Тридцать? Пятьдесят? Как звали ту единственную, ради которой он пришел в Деревуд? Помнит ли он?»

— Я рад, что вы здесь, — начал он. — Потому что могу сказать все, что думаю. И вы поймете меня правильно.

Разбойники взорвались аплодисментами.

— Браво капитану! — послышалось с разных сторон. — Браво!

Хоакин сделал недовольный жест, и крики смолкли.

— Когда-то, — задумчиво начал он, — Деревуд назывался землей справедливости. Давненько, но я еще помню. Спросите себя сегодня: жив ли в наших сердцах вольный дух? Разбойники мы или погулять вышли?

Хоакин чувствовал, что говорит не то. И не так. Но разбойники взорвались аплодисментами.

— Браво! Браво! — слышалось со всех сторон.

— Это он, наш капитан!

— Режет правду-матку в глаза! Как всегда.