Андрей Басирин - Убить Ланселота

— Рад приветствовать вас, ваше магичество!

— Брось, Истессо. — Шарлатан поморщился. — Поднимайся… Я давно искал тебя, чтобы поговорить. А для начала выпьем.

Да, да. Легенды берут свое. Переодетый король пирует с разбойниками в отшельничьей хижине. Алан Квота Квинта-Ля может торжествовать: его теория блистательно подтвердилась. Время давно перевалило за полночь, а Хоакин и шарлатан все не унимались.

разносилось над лесом.

— Ты негодяй, Истессо, — душевно объяснял шаралтан. — Возлюбленный мой подданный, ты просто свинья.

— Да и вы, ваше магичество, не лучше. Хотите в зеркало глянуть?

— Эх, молодость, молодость… Я же маг, повелитель зеркал. Разве они скажут правду? Они боятся меня.

Собутыльники успели сдружиться. Шарло д'Этану (которого на самом деле звали Бизоатоном Фортиссимо) стрелок пришелся по душе. Простодушием своим, прямотой, открытостью характера. За время пирушки шарлатан пожаловал Хоакину титул графа Дерсиудского. Затем, правда, отобрал. Еще он успел приговорить разбойника к казни через повешение, назначить первым министром и смотрителем домашнего зверинца, сослать к границам Аларика, наградить орденом Золотого Зверя, лишить всех прав и привилегий…

— Ваше магичество, не пейте больше. Уж больно вы чудесите много.

— А, пустяки… Хмель, боль, усталость — все в моей власти. Смотри.

Маг прищелкнул пальцами. В голове Истессо пронесся ледяной вихрь. Пьяный дурман растаял, и…

… в хижине стало неуютно.

Взгляды стрелка и шарлатана встретились. Истессо содрогнулся. Глаза Бизоатона наполняло любопытство коллекционера, встретившего редкую бабочку.

— Знал бы ты, Ланселот, как долго я тебя искал… Целых двадцать три года.

— Ланселот? — Имя это вызвало в памяти Хоакина смутный отклик. Но кому оно принадлежало, Истессо вспомнить никак не мог.

— Ты очень опасен, Ланселот. Очень. Но отныне звери великие будут спать спокойно.

— Я не понимаю, ваше магичество. При чем здесь звери?

— Уже ни при чем. К счастью.

В пальцах Бизоатона блеснула медовая жемчужина. Шарлатан поднялся:

— Извини, мой мальчик, но этого требуют государственные интересы. Сам понимаешь.

— Ваше магичество! Стойте! Я…

За окном сверкнула молния. Жемчужина в пальцах Фортиссимо разлетелась облачком сияющей пыли.

Хоакин отнял руки от лица:

— Так, значит, сто лет?

Фея промолчала. Да вопрос и не требовал немедленного ответа. Сто лет, тут уж ничего не попишешь.

— А с разбойниками что?

— О, с ними все хорошо, — оживился огонечек. — Просто великолепно.

— Их стало больше?

— Да. В Деревуде нынче около трехсот стрелков, И время от времени приходят новые.

Хоакин с невольным уважением покосился на черную книгу. Ты бессмертен, Алан Квота Квинта-Ля, подумалось ему. Где-то в Деревуде бродит твоя инкарнация — чудак в плаще с цветными лентами и шляпе с пером. Китарок за плечами, а в голове — ветер и обрывки чужих песен.

— Хок, нам надо поговорить.

— Так говори. Я слушаю.

Маггара беспокойно закружилась перед лицом Хоакина. Ей было неуютно. Сцена эта повторялась из чиха в чих, и фея заранее знала все, что будет сказано. К счастью, Маленькому Народцу слово «безнадежность» незнакомо.

— Хоакин, тебе надо бежать отсюда.

— Куда?

— Не знаю. Ты должен снять проклятие.

— А стрелки? Как же я их брошу, Маггара? Я ведь не могу их предать.

Фея закусила губу. Фортиссимо все рассчитал великолепно. Хоакину не уйти из Деревуда: сперва его удержит любопытство, затем ответственность. К тому времени, как он поймет, в какой ловушке оказался, придет время нового чиха.

— Но ты же их не знаешь!

— Беглого Монаха, Романтическую Подругу, Верзилу?

Истессо перелистал книгу. Картинки, которые когда-то показывал ему Алан, изменились. Абстрактных персонажей сменили реальные люди. В разбойный септет входили Такуан, Дженни, Требушет. Возглавлял их сам Истессо.

— Хок, может быть, передумаешь? Уйдем отсюда, Хок!

— Нет.

— В Циркон? Ты же так хотел попасть в Циркон, Хок!

— Нет. Мне интересно: справлюсь ли я с капитанством?

Фея погрустнела.

— Ладно, упрямец, — передернула плечиками. — Оставайся здесь, раз так хочешь. Я же пойду спать.

Загремела крышка.

— Но имей в виду, — донеслось из чайника, — ты заедаешь мою молодость.