Лев Гроссман - Волшебники

— Уже! — крикнула она. — В ту самую ночь, когда их вселили! Пожалела и выпустила.

Мимо Квентина, сжавшегося в комок за плотным ковром, неторопливо прошли чьи-то ноги. Пенни, выступивший навстречу врагу, делал быстрые жесты двумя руками и высоким чистым тенором распевал заклинание. Спокойный, серьезный, озаренный дрожащими огнями свечей, в одной майке и джинсах, он уже не казался пародией на молодого воина-мага, а был им. Может, и Элис он показался таким в ночь, когда они переспали?

Одной рукой он остановил в воздухе оба свинцовых шара. Они повисели секунду, как сраженные в полете колибри, и грохнулись на пол. Огненное семечко, вылетевшее из другой руки Пенни, ширилось и раскрывалось, как парашют. Пламя накрыло сперва гобелены по обе стороны зала, потом обезьян. Оба шарометателя исчезли бесследно, десятифутовый отрезок стола превратился в ревущий костер.

— Есть! Получите, суки! — Пенни дал временный отдых филлорийскому лексикону.

— Любительщина, — проронил Бамс.

— Если у меня останется шрам, я оживлю этих тварей и убью снова, — пообещал Элиот.

Они двинулись в противоположную от огня сторону, мимо деревянных стульев с прямыми спинками. Узость помещения мешала им построиться боевым порядком — декорация, как в Скуби-Ду. Квентин, круша посуду, перескочил через стол, точно герой боевика через вездеход, подожженный огненной птицей.

В зал со всех сторон поступала живность из «Алисы в Стране чудес». Виды и части тел перемешивались самым причудливым образом вопреки законам классификации. Неужто после ухода Четуинов население Филлори докатилось до сожительства между людьми и животными? Помимо хорьков, кроликов, гигантских мышей, мартышек и одного жутковатого пекана здесь присутствовали люди со звериными головами: хитрый лис, похожий на колдуна, ящерица с дерзкими глазами, копьеносец с шеей и головой розового фламинго.

Чур схватила со стола нож, зажала лезвие между большим и указательным пальцами и метнула прямо в глаз лису.

— Уходим, — скомандовала она. — Держитесь кучно и не подпускайте их близко.

Отступление продолжалось. Зазор, который они старались удерживать между собой и противником, то и дело нарушался. Все постоянно спотыкались о стулья, а неприятель предпринимал массированные атаки или, хуже того, врывался через потайную дверь прямо в центр группы. Первые десять секунд Квентин и Элис держались за руки, потом это сделалось практически невозможным. Стычка, не похожая на все предыдущие, грозила вылиться в гонку быков. Зал казался бесконечным, а возможно, и был таким. Свечи, зеркала, блюда с яствами придавали всему до нелепого праздничный вид. Если бы они сейчас решили прибегнуть к пуговице, трудновато было бы собрать всех в кружок.

Квентин продвигался с ножом в руке, не зная, сумеет ли им воспользоваться. Как на физкультуре — прикидываешься частью команды, отчаянно в то же время надеясь, что никто не передаст тебе мяч. Из-за гобелена прямо перед ним сиганула громадная кошка, и Чур, бесстрашно ринувшись на нее, наверняка спасла Квентину жизнь. Они сцепились и дрались на полу, пока Чур не оглушила противницу головой. Квентин помог ей встать, и они побежали дальше.

Бамс устроил настоящее шоу. Он вскочил на стол и шел по нему, выпаливая с поразительной скоростью односложные формулы. Волшебную палочку он заткнул за ухо, длинные черные волосы потрескивали, энергия изливалась из кончиков пальцев. Квентин заметил, что иногда он выдает два разных заклятия одновременно — атакует правой рукой, делает что-то другое левой. Потом он увеличил обе руки, схватил каждой два стула и сразил полдюжины неприятелей тремя точными взмахами.

Пенни превратил часть стола в боевую сороконожку — она молотила филлорийцев, пока те не порубили ее на куски. Даже Квентин послал из потной ладони пару волшебных снарядов. Взмокшая Чур сложила, пошептала и разняла руки, полыхнувшие страшным белым огнем. Персонажу с ятаганом — то ли в леопардовой шкуре, то ли настоящему леопарду выше пояса — она насквозь прошибла грудь кулаком.

Враг при всем при том наседал не на шутку. Нужен был какой-то стратегический ход. Комната наполнилась телами и дымом. Квентин со свистом дышал сквозь зубы, в голове тарахтела психованная, без всякого смысла песенка.

Где-то в процессе он всадил свой нож в чей-то мохнатый живот. Он не видел лица этой твари — конечно, твари, не человека же в самом деле, — но запомнил, как лезвие сквозь резиновые мышцы проходит в нутро и как стискивают его потом эти мышцы. Он отдернул руку, как ошпаренный, и оставил свое оружие в животе.