Лев Гроссман - Волшебники

— Ну и что чувствуешь, когда выпускаешь демона? — спросил он. Опасность миновала, и его гнев прокрадывался на прежнее место. Анестезия переставала действовать. Он сдерживался, чтобы не брякнуть что-нибудь злое. Элис, поставив ногу на скамейку, расшнуровывала ботинок.

— Освобождение, — сказала она. — Я думала, больно будет, но нет. Как будто чихаешь после долгого воздержания. Не знаю, как я только могла дышать, пока эта штука во мне сидела.

— Кайф, да? Еще лучше, чем с Пенни трахаться?

Он все-таки не сдержался, и это выскочило из него как-то само собой. То ли еще будет — ему казалось, что в нем сидит не один демон, а целая куча.

Элис, если и обиделась, виду не показала. Она осторожно сняла носок, обнаружив здоровенный волдырь на пятке. На стене появилась лодка — может быть, китобойная шлюпка, — битком набитая крошечными людьми, и спрут, похоже, вознамерился раздавить ее своими зелеными щупальцами.

— Это… — Она запнулась. — Это было нехорошо.

— Зачем надо было тогда это делать?

Элис помолчала. В ее лице не было ни кровинки.

— Чтобы отплатить тебе. Не чувствовать себя полным дерьмом. Не думала, что ты это примешь так близко к сердцу. Я здорово напилась, а он приставал…

— Выходит, он тебя изнасиловал.

— Да нет же!

— Ладно, замнем.

— Я правда не думала, что тебя это так затронет…

— Замнем, я сказал. Не хочу я этого слышать.

Он уже кричал в голос. Такие разговоры стоят очень близко к магии. Произносишь что-то, и мир меняется. Слова причиняют боль, доводят кого-то до слез, гонят прочь, облегчают твою душу, портят тебе жизнь. Квентин согнулся, уперся лбом в холодный мрамор скамейки, закрыл глаза. Интересно, сколько теперь времени. Голова немного кружилась — заснуть бы прямо здесь и сейчас. Он хотел сказать Элис, что не любит ее, но не мог, потому что любил. Не всякую ложь можно выговорить.

— Скорее бы это кончилось, — сказала она.

— Что «это»?

— Миссия, приключение — как оно там называется. Домой хочу.

— А я нет.

— К добру это не приведет. Кто-нибудь обязательно пострадает.

— Надеюсь. Сдохнем, так хоть не напрасно. Тихой мышкой быть тоже надоедает.

Элис пробормотала что-то.

— Не понял.

— Не смей говорить о смерти. Ты ничего в этом не понимаешь.

Тугое кольцо, сжимавшее грудь Квентина, помимо его воли разжалось. Издав нечто среднее между смехом и кашлем, он выпрямился.

— С ума сойти. Нет, буквально.

Анаис обсуждала с Бамсом карту, которую он чертил на миллиметровой, похоже, бумаге. Она окончательно повязалась с проводниками и нарочно тыкалась грудью в его плечо. Джош куда-то девался, Пенни и Элиот прилегли на полу, положив рюкзаки под голову. Элиот так достал Дженет, что она пообещала избавиться от своего револьвера.

— Неужели тебя до сих пор привлекает эта идея с королями и королевами? — спросила Элис. — Не раздумал еще занимать трон?

— Еще чего. — Квентин не сразу вспомнил, для чего они здесь, но это был честный ответ. Трон — именно то, что ему сейчас требуется. Устроившись в Белом Шпиле с должными почестями и со всеми удобствами, он, возможно, найдет в себе силы как-то осмыслить все это. — Я не идиот, чтоб раздумать.

— Знаешь, что смешнее всего? — вдруг оживилась она. — Ничего ты на самом деле не хочешь. И не будешь счастлив, даже если все пройдет как по маслу. Ты уже отрекся от Бруклина, отрекся от Брекбиллса — в свое время и от Филлори отречешься. Как и от нас всех, само собой. С нашими проблемами мы бы как-нибудь справились, но для тебя это слишком легко. Что бы ты дальше делал? Остался бы со мной навсегда, вот где ужас.

— Проблемы у нас, говоришь? — На них стали оборачиваться, и Квентин перешел на драматический шепот. — Ну да, есть одна. Ты с Пенни трахнулась, вот в чем наша проблемка.

Элис это проигнорировала. Она продолжала говорить, и Квентин, если б не знал ее так хорошо, мог бы усмотреть в ее голосе нежность.

— Я не буду мышкой, Квентин. Я согласна рискнуть. Если ты взамен, хоть на секунду, посмотришь на свою жизнь и поймешь, как она прекрасна. Хватит искать очередную тайную дверь, которая тебя приведет к реальности. Хватит ждать. Пойми наконец, что ничего больше нет. Выбор за тобой: радоваться тому, что имеешь, или быть несчастным до конца дней своих.

— Нельзя стать счастливым по собственному желанию.

— Верно, нельзя — как и несчастным, с другой стороны. Хочешь и дальше быть мудаком, который даже в Филлори умудрился остаться несчастненьким? Потому что сейчас ты как раз такой.