Сара Маас - Двор Шипов и Роз

Люсьен цокнул языком, но его красноватый глаз сиял.

— Я рад, что ты не продала свой человеческий дух и упрямство Рису.

— Всего лишь неделя моей жизни каждого месяца.

— Ага, ну… когда время придёт, с этим мы ещё посмотрим, — прорычал он, его металлический глаз взглянул на дверь. Люсьен поднялся. — Мне пора. Скоро смена караула.

Он успел сделать шаг, прежде чем я сказала:

— Мне жаль, что она до сих пор наказывает тебя за помощь мне во время испытания. Я слышала… — в горле будто комок застрял. — Я слышала, что она заставила Тамлина сделать с тобой, — он пожал плечами, но я добавила. — Спасибо. В смысле, за помощь.

Он подошел к двери и я впервые заметила как скованно он двигается.

— Поэтому я не мог прийти раньше, — глухо сказал он. — Она использует свои… использует наши силы, чтобы не дать моей спине полностью исцелиться. До сегодняшнего дня я был не в состоянии пошевелиться.

Стало немного трудно дышать.

— Вот, — я сняла плащ и поднялась, чтобы передать его Люсьену. От резкого холода кожа покрылась мурашками.

— Оставь себе. Я стащил его у дрыхнущего охранника по пути сюда.

В тусклом свете мерцал вышитый символ — спящий дракон. Герб Амаранты. Я покривилась, но снова набросила плащ.

— Кроме того, — с ухмылкой добавил Люсьен. — Сквозь это платье я достаточно насмотрелся на тебя на всю оставшуюся жизнь.

Я покраснела, а он открыл дверь.

— Подожди, — опомнилась я. — С… с Тамлином всё в порядке? Я имею в виду… Я о том заклятье, что на него наложила Амаранта, чтобы удерживать его таким молчаливым…

— Нет никакого заклинания. Тебе не приходило в голову, что Тамлин молчит, чтобы не выдать Амаранте какие именно способы тебя замучить заденут его сильнее других?

Нет, не приходило.

— Он играет в опасную игру, — Люсьен проскользнул за дверь. — Как и все мы.

Следующей ночью меня снова вымыли, разрисовали и привели в этот мерзкий тронный зал. На этот раз не праздничный бал — просто вечернее развлечение. Которым, как оказалось, была я. Впрочем, выпив вина, я впадала в милосердное неведение о том, что творю и что происходит.

Ночь за ночью меня точно так же одевали, и в компании Рисанда я шла в тронный зал. Так я и стала игрушкой Рисанда, потаскушкой шлюхи Амаранты. Я просыпалась с расплывчатыми обрывками воспоминаний — о том, как танцевала между ног Рисанда, пока тот сидел на стуле и смеялся; о его руках, окрашенных тёмно-синей краской с тех мест, где он меня касался — талия, руки, но каким-то образом дальше он никогда не заходил. Он заставлял меня танцевать до тех пор, пока меня не затошнит, а едва позывы прекращались, он говорил мне снова танцевать.

Каждое утро я просыпалась обессиленной и с тошнотой, и хоть приказ Рисанда охранникам действительно подействовал, ночные бодрствования полностью меня истощали. Днями я отсыпалась после вина фэйри, хотя бы во сне сбегая от пережитых унижений. Когда я могла, я думала над загадкой Амаранты, перебирая каждое слово — но всё безрезультатно.

И когда я снова входила в тронный зал, я успевала лишь мельком взглянуть на Тамлина до того как винный наркотик брал верх. Но каждый раз, каждую ночь, только в одном этом взгляде я не скрывала ни любви, ни боли, которые переполняли меня, когда мой взгляд встречался с его.

Меня как раз разрисовали и одели — на этот вечер моё фривольное платье было в оттенках крови и апельсинов — когда в комнату зашёл Рисанд. Девушки-тени, как обычно, прошли сквозь стены и растворились. Но вместо того, чтобы поманить меня за собой, Рисанд закрыл дверь.

— Завтра вечером твоё второе испытание, — спокойно сказал он. Золотые и серебряные нити на его черном кителе сияли в живом огне свечей. Одежды других цветов на нём никогда не было.

Мне будто камнем по голове ударили. Я потеряла счет дням.

— И?

— Оно может стать твоим последним, — он прислонился к дверному косяку и скрестил руки.

— Если ты пытаешься навязать мне очередную свою игру, не трать воздух понапрасну.

— И ты не собираешься умолять меня о ночи с твоим любимым?

— У меня будет такая ночь, и все ночи после неё, когда я пройду последнее испытание Амаранты.

Рисанд пожал плечами, а затем оттолкнулся от двери и шагнул ко мне, на его губах мелькнула усмешка.

— Интересно, была ли ты такой же колючей с Тамлином, будучи его пленницей.

— Он никогда не относился ко мне как к пленнице — или как к рабыне.

— Нет — да и как он мог? Не с вечно терзающим его — бедного, благородного зверя — позором за жестокость отца и братьев. Но, возможно, если бы он удосужился узнать хотя бы пару вещей о жестокости, о том, что значит быть настоящим Высшим Лордом, то это могло бы спасти Весенний Двор от падения.