Сара Дж. Маас - Двор шипов и роз (ЛП)

Я моргнула.

Нэста склонила голову набок. Прежде я видела как хищники используют это движение. Временами я думала, что её беспощадная жестокость могла бы помочь нам выжить — даже процветать — не будь она так поглощена мыслями об утраченном статусе.

— Какие-то проблемы, Фейра ?

Она выплюнула моё имя, как оскорбление. Я до боли стиснула зубы.

Отец поёрзал на стуле и моргнул. Я знала — глупо реагировать на её колкости, но я ответила:

— Ты не можешь нарубить дров для нас, но ты собираешься замуж за сына лесоруба?

Нэста выпрямилась.

— Я думала всё, что ты хочешь, это выставить нас из дома — выдать замуж меня и Элейн, чтобы у тебя хватало времени на твои расчудесные шедевры.

Она глумилась над рядами наперстянок, которые я нарисовала по кромке стола — оттенки слишком тёмные и слишком синие, без белых крапинок внутри бутонов, но я обходилась тем, что есть. Меня убивало отсутствие белой краски и то, что я создала нечто настолько несовершенное и стойкое.

Я тонула в желании прикрыть рисунок руками. Возможно, завтра я полностью соскребу его со стола.

— Поверь мне, — сказала я ей. — В день, когда ты захочешь выйти замуж за кого-то достойного, я приду в его дом и вручу тебя ему в руки. Но ты не выйдешь замуж за Томаса.

Нэста изящно раздула ноздри.

— Ты ничего не можешь поделать. Сегодня днём Клэр Беддор сказала мне, что теперь Томас сделает мне предложение в любой день. И тогда мне больше никогда не придётся есть эти помои.

Затем она добавила с лёгкой улыбкой:

— По крайней мере, мне не нужно будет искать утешений на сеновале с Айзеком Хейлом, как животное.

Отец смущённо кашлянул, глядя на свою кровать у очага. Он никогда не выступал против Нэсты — из-за страха или вины и, видимо, он не собирался начинать сейчас, даже при том, что об Айзеке он слышал впервые.

Глядя на Нэсту, я положила ладони на стол. Руки Элейн были рядом и она убрала их, будто частички грязи и крови из-под моих ногтей могли перескочить на её фарфоровую кожу.

— Едва ли семья Томаса в лучшем положении, чем мы, — я говорила, стараясь не зарычать. — Ты будешь всего лишь ещё одним ртом, который нужно прокормить. Если Томас этого не знает, то его семья должна.

Но Томас знал — раньше мы сталкивались в лесу. Я видела отчаянный голодный блеск в его глазах, когда он заметил, как я охочусь за парой кроликов. Я никогда не убивала человека, но в тот день нож на боку ощущался грузом. С тех пор я держусь подальше от него.

— Мы не сможем обеспечить приданое, — я продолжила и, хотя мой тон был твёрдым, голос затих. — Ни для одной из вас.

Если Нэста хочет уйти — пожалуйста. Прекрасно. Я буду на один шаг ближе к славному, мирному будущему, к тихому дому, пище в достатке и ко времени на рисование. Но у нас ничего нет — абсолютно ничего, что может побудить любого поклонника забрать сестёр с моих плеч.

— Мы любим друг друга, — заявила Нэста. Элейн кивнула в знак согласия.

Я едва не расхохоталась — когда они забыли мечты об аристократах и начали строить глазки крестьянам?

— Любовь не прокормит голодный желудок, — возразила я, сохраняя твёрдость во взгляде.

Нэста подскочила на месте так, будто я ударила её.

— Ты просто завидуешь. Я слышала, говорят — Айзек собирается жениться на какой-то девушке из деревни Гринфилд из-за привлекательного приданого.

Как и я. Айзек бахвалился этим, когда мы виделись в последний раз.

— Завидую? — медленно проговорила я, закапывая ярость как можно глубже. — Нам нечего ему предложить — ни приданого, ни даже скота. Хотя Томас и хочет жениться на тебе… ты бремя.

— Что ты знаешь? — выдохнула Нэста. — Ты полудикий наглый зверь, гавкающий приказы в любое время дня и ночи. Продолжай в том же духе и однажды — однажды, Фейра, не останется никого, кто будет помнить тебя или беспокоиться о твоём существовании.

Она в бешенстве умчалась прочь, Элейн бросилась за ней, сочувственно воркуя. Они захлопнули дверь в спальню так, что задребезжала посуда.

Я уже слышала эти слова и знала — Нэста повторяет их только потому, что я вздрогнула, когда она впервые плюнула их мне в лицо. В любом случае, они по-прежнему обжигали.

Я сделала большой глоток из колотой кружки. Деревянная скамейка застонала, когда отец повернулся. Я сделала ещё один глоток и сказала:

— Ты должен воззвать к её разуму.

Он рассматривал горелый след на столе.

— Что я могу сказать? Если это любовь…

— Это не может быть любовь, не с его стороны. И не с его жалкой семьи. Я видела, как он ведёт себя в деревне — есть только одна вещь, что ему нужна от неё, и это не её рука…