Алана Инош - Слепые души

— Ну, спасибо и на том, — усмехаюсь я. — Ладно, я пойду. Уже поздно, завтра на работу. А ты думай… Время ещё есть.

Время ещё есть, но его очень мало, и я тороплюсь принять душ и лечь в постель, чтобы не проспать на работу. Я очень устала: гудят ноги, горят щёки, плывёт голова. А потом какая-то невидимая сила отрывает меня от кровати, и я оказываюсь под солнечным небом среди звенящей травы, среди разноцветья Долины. На плечи мне струится с неба ласковое тепло, и мне навстречу бежит девочка с букетом. Я подхватываю её на руки, и мы бредём по траве, бредём куда глаза глядят, и нам хорошо. Всюду, куда ни кинь взгляд — колышущееся море цветов, купающихся в золотом солнечном тепле. Всё равно, куда идти: нас никто не торопит, никто не преследует, мы вдвоём, но кого-то не хватает. Я не могу понять, кого, и девочка спрашивает:

«А где папа?»

Я растерянно оглядываюсь, но никого не вижу. Мне приходит в голову мысль.

«Слушай, — говорю я девочке. — Папа, наверно, остался там, на земле. Я-то могу просто так спуститься обратно, а вот как это сделать тебе?»

«Наверно, мне надо забраться к тебе в животик», — говорит она, улыбаясь не по-детски мудрой улыбкой, и мне почему-то думается, что все дети в Городе Света такие. Они знают больше нас, земных жителей, но как только рождаются на грешной земле снова, они всё, или почти всё забывают: уж таков извечный цикл.

Мы сидим в траве у дороги, я заплетаю ей волосы, а она плетёт венок из цветов, которые она собрала. По дороге идёт кудрявый мальчик, ведя за руку мальчика помладше, лет семи. Он хорошенький, как купидончик, но у него недетские глаза. Это новорождённый ангел — ангел моей дочки. Едва завидев её, он рвётся к ней, и кудрявый мальчик отпускает его. Маленький ангел, подбежав к нам, садится рядом в траву, рвёт цветы и протягивает их девочке, а она берёт их и вплетает в свой венок. Венок готов, и она надевает его мальчику на его золотую шапку кудрей. Они бегают наперегонки, и среди травы звенит их смех. Мою руку трогает мягкая рука: пора возвращаться на землю.

«А как же они?» — Я с тоской смотрю на девочку и мальчика, бегающих в траве.

«Пусть ещё поиграют, — улыбается сияющее существо. — Пусть наберутся сил перед долгой работой».

Работа — это жизнь. Тикают часы, шелестит ветер за окном, молчат тени в углах. Ещё ночь, но скоро она уступит место новому дню, и я встану с постели. А пока я отдыхаю — набираюсь сил перед долгой работой, которой ещё не видно конца. Только тогда и начинаешь ценить свет, когда он гаснет; поэтому, люди, цените его. Не всегда есть шанс зажечь его снова. Дорогу осилит идущий: для того она и создана, чтоб по ней идти.

Пищит будильник: новый день начался. Деревья за окном горят золотом, но это не осень, а просто утреннее солнце. Наверно, будет хорошая погода. Кажется, я снова на земле? Да, верно, а вот и мои тапочки. Доброе утро всем!

07 ч 30 мин

На раковине рядом с тюбиком пасты лежит тест на беременность. Я сижу на холодном неуютном краю ванны, слушая, как течёт вода, а на плите на кухне уже давно кипит чайник. Пора на работу, но мной владеет холодная, каменная заторможенность. Воздух будто загустел, как тесто, и трудно даже пошевелить пальцем…

Костя не зря назвал меня «ведьмочкой». Встречаясь, мы с ним узнавали друг о друге больше; когда речь зашла о его родителях, меня ждал сюрприз. И, надо сказать, не очень приятный…

Отца своего Костя не знал, а с мамой давно не общался, живя отдельно. На мой закономерный вопрос он ответил уклончиво и неопределённо, не назвав истинной причины натянутых отношений с матерью.

Но ответы нашлись сами. Летним вечером, когда мы с ним только что пришли с прогулки в парке к нему домой и собрались пить чай с купленным по дороге тортом, нервно затренькал дверной звонок. Костя удивлённо приподнял брови и с улыбкой сказал:

— Подожди, посмотрю, кому там понадобилось нарушать наше уединение. Режь пока торт.

Он пошёл открывать, а мной овладело странное ощущение… Нет, не может быть, ведь Якушева больше нет. Я отправила его в пекло, а между тем мне настойчиво и жгуче мерещилось его присутствие… Как будто это он позвонил в дверь. Мне даже хотелось броситься вслед за Костей и закричать: «Нет! Не открывай!»

Но было слишком поздно: он уже открыл.

— Мама, ты куда?.. Это как понимать? — услышала я его удивлённо-растерянный голос.

К кухне приближались шаги… Звук каждого из них отзывался у меня внутри, как лязг клинка о клинок, а в руку мне просилось копьё, чтобы пригвоздить приближающуюся тварь. Всё, что я успела сделать — это вообразить себе тот чудесный щит, которым я прикрывалась во время поединка с Якушевым-ящером. Мысленно выставив его перед собой, я приготовилась к схватке…