Джон Толкин - Хоббит

Возвращение мистера Бильбо Бэггинса наделало шуму под Холмом, за Холмом и за Рекой. Кривотолки и пересуды не умолкали несколько месяцев, а свои дела Бильбо приводил в порядок еще не один год. Очень не скоро мистера Бэггинса окончательно признали живым. Особенно трудно было убедить тех, кто за бесценок приобрел его вещи; под конец, чтобы сберечь время, Бильбо пришлось выкупать собственную мебель. Значительная часть серебряных ложек как в воду канула. Сам он грешил на Саквилль-Бэггинсов, а те, в свою очередь, объявили вернувшегося Бэггинса самозванцем и при встрече с ним поджимали губы – так им хотелось жить в его чудесной норе.

Вскоре Бильбо понял, что лишился не только ложек, но и репутации. Да, он до конца своих дней сохранил дружбу эльфов, уважение волшебников, гномов и прочего заезжего люда, однако уже не считался вполне респектабельным. Хоббиты по всей округе считали его чудаком, за исключением племянников и племянниц с туковской стороны, да и тем взрослые настоятельно советовали держаться подальше от дяди. Увы, должен сказать, что Бильбо ничуть не огорчался. Он был вполне доволен; песенка чайника на огне еще больше радовала его слух, чем в тихие дни до появления незваных гостей. Меч висел над камином; кольчуга красовалась в передней, пока Бильбо не отдал ее в местный музей. Золото и серебро в основном ушло на подарки – полезные и дорогие, чем до определенной степени объясняется любовь племянников и племянниц. Волшебное кольцо он хранил в большой тайне, потому что надевал его главным образом перед приходом докучливых посетителей. Он взял обыкновение писать стихи и навещать эльфов. Хотя многие качали головами, крутили пальцами у виска и говорили: «Бедняга Бэггинс», хотя мало кто верил его рассказам, Бильбо был очень счастлив до конца своих дней, а прожил он на удивление долго.

Как-то осенним вечером, несколько лет спустя, Бильбо сидел у себя в кабинете и писал мемуары – он подумывал назвать их «Туда и обратно, или каникулы хоббита», – когда в дверь позвонили. Это были Гэндальф и гном, причем не кто иной, как Балин.

– Заходите! Заходите! – воскликнул Бильбо, и вскоре все трое устроились в креслах у очага. Если от Балина не ускользнуло, что жилетка на Бильбо заметно раздалась вширь (и на ней настоящие золотые пуговицы), то и Бильбо приметил, что борода у гнома стала на несколько дюймов длиннее, а расшитый каменьями кушак поражает великолепием.

Разумеется, заговорили о старых временах. Бильбо спросил, как дела под Горой. Судя по всему, они шли прекрасно. Бард заново отстроил Дейл, и люди потянулись к нему с Озера, с юга и с запада. В долине вновь зазеленели поля и сады. Каменная пустыня теперь цвела весной и плодоносила осенью; ее наполнили птичий гомон и голоса жнецов. Озерный город на новом месте процветал пуще прежнего, лодки, груженные добром, сновали по реке Быстрой, а эльфы, люди и гномы в этих краях жили в мире и согласии.

Старый бургомистр плохо кончил. Он получил от Барда много золота для жителей города, но, будучи подвержен драконьей болезни, бежал, прихватив бо́льшую часть сокровищ. И умер от голода в каменной пустыне, покинутый своими спутниками.

– Новый бургомистр поумнее, – сказал Балин, – и в большой чести у горожан, потому что нынешнее процветание считают его заслугой. Жители слагают песни, в которых поют, что при нем реки потекли золотом.

– Значит, старые пророчества все же сбылись! – воскликнул Бильбо.

– Конечно! – отвечал Гэндальф. – А как же иначе? Уж не разуверился ли ты в пророчествах только потому, что сам помог им осуществиться? Не думаешь же ты, что твои приключения и чудесные избавления происходили по чистому везению, исключительно ради твоей пользы? Ты славный малый, мистер Бэггинс, и я очень тебя люблю, но в конечном счете ты всего лишь маленький хоббит в большом-пребольшом мире!

– Вот и славненько! – сказал Бильбо со смехом и протянул ему табакерку.