Владислав Римма Храбрых - Завод седьмого дня (СИ)

– Почему-у с десяти? – провыл Альберт, все еще натирая саднящую макушку.

Тянущая боль его только раззадоривала, и он давил и давил на образующуюся шишку.

– Ну, раз у нас достаточно много времени, я объясню тебе ту проблему, которую ты не понял вечером. Может, сама ее пойму. А потом на поле.

Альберт понял, что спорить бесполезно. Он уже провинился, сказав не то любимцу семьи.

Юнга была средним ребенком и единственной дочерью в семье. И если Карел все-таки примет сан, то именно ей придется управлять семьей. Чем она сейчас, фактически, и занималась, в свободное от работы время обучая младшему брату всему, чему ее успели научить Карел и Марта: счету, письму, чтению, хронологии и немного ботанике. Последняя в основном была прикладной и проходила на свежем воздухе, где, прежде чем узнать, что крапива жжется, Альберт влезал в нее по уши.

В общем, учебу он не очень любил.

Занятие прошло по обычному плану: Юнга попыталась объяснить закон Паскаля, хотя сама не очень-то его понимала. Она вообще не любила сухие формулы, предпочитая смешивать корм для скота на глаз, за что частенько была нещадно ругана отцом. Впрочем, из коров пока никто не жаловался.

На поле они оказались к полудню, нисколько не удивив Лиама Мартенса, главного по уборке поля. Он привел с собой сына Йохана, который обычно работал в его магазине, но сегодня тоже пришел. Это говорило о том, что урожай в этом году вышел неплохой, силами постоянных работников его не собрать.

Йохан был старшим сыном Лиама и лучшим его помощником и опорой. Лиам, поздно решивший обзавестись семьей, быстро овдовел, поэтому дело свое вел один, не позволяя никому руководить им. Сам командовал сбором урожая, сам распределял, какой товар передавать в Завод, какой оставить для жителей Гора, ставил сына у прилавка, сам устанавливал цены.

И никто ему был не указ, даже темненькая моложавая помощница по хозяйству, заглядывающаяся не то на сына, не то на отца, но, в общем, так или иначе метившая на его дело. Йохан ее ненавидел и никак цензурно не называл: ни в разговоре за спиной, ни лично. Лиам был недоволен.

– А ну в сторону!

Альберт едва успел вывернуться из-под копыт гнедого жеребца, и критически близко к глазам появилась подошва сапога.

Только в семье Лиама да в семье Якобсов было по лошади. Первую – норовистого жеребца по кличке Вихрь – Мартенсы купили в день помолвки Лиама с его женой, а вторая – унылая кляча Сьюзи – являлась приданым Марты, единственной полезной вещью, которую она принесла в жизнь своего мужа. Ну и что, говорил Тиль, деньги – это что? Это тьфу, потратил их сегодня, завтра их уже нет. А лошадь – это польза. На лошади можно пастухом сделаться, овец гонять.

Так и жили.

Альберт пробормотал что-то вслед зарвавшемуся парню, а Юнга откровенно взбесилась.

– Глаза разуй, куда ты на своей кофемолке прешься!

Йохан ей нравился и до зубовного скрежета раздражал. Конечно, потому что младший Мартенс даже не смотрел на нее, уверенную в себе простушку с широкими скулами и укрупненными передними зубами, веснушками на щеках и короткими волосами, собранными в огрызок хвостика над шеей.

Тот, естественно, даже не обратил внимания на окрик и свесился, чтобы хлопнуть отца по плечу.

– Ну как наш малыш сегодня?

Лиам задрал голову, глядя на статно возвышающегося над ним сына.

– Нормально, но я бы сводил его к Маркусу, задние копыта проверить.

– Так своди.

– И свожу.

Йохан спешился и, придерживая Вихря под уздцы, повел его за дом. Вернулся он уже с двумя грязными коробами, волоча их по земле, и кивнул Альберту.

– Сходи за оставшимися.

Гордо хмыкнув и отодвинув брата, за коробами пошла Юнга.

– Ну что, как твое учение? – так запросто, будто общается со старым другом, поинтересовался Йохан, ставя короб так, чтобы с одной стороны от Альберта был он, а с другой – морковная грядка.

Младший Якобс шмыгнул носом и закатал рукава своей темной клетчатой рубашки.

– Ну, как-то так. Учусь потихоньку, – ему не хотелось, с одной стороны, подводить Юнгу, а с другой – врать почти взрослому парню, вдруг решившему с ним заговорить.

– А раз так, то скажи мне, мы репу на какую луну засеиваем?

Альберт почесал свалявшиеся в войлочную игрушку волосы, отчаялся разодрать колтун и почти наугад ответил:

– Когда нужно – не знаю, а мы – в полнолуние. Если проснемся.

Йохан расхохотался.

– Это правильно, это хорошо. Как отец твой, как Карел?

– Отец хорошо.