Иван Катавасов - Коромысло Дьявола

Умному телефону нельзя не поверить, поскольку его точное время синхронизировано с сервером оператора мобильной связи. Глюки, конечно, возможны, но не до такой же степени, чтобы минута в минуту совпадать с этими вот уличными курантами без музыки.

Приписывать непонятное явление внезапному сумасшествию Филипп Ирнеев не стал. К вульгарным материалистам он не принадлежал. А дискретность и нелинейность времени допускал, как вероятные атрибуты и свойства данного четвертого измерения, существующего в нашей Вселенной наряду с длиной, широтой и высотой.

Допустим, вероятность нарушения линейности времени ничтожно мала. Но Филипп надменно считал себя настолько необычным человеком, что его в общем-то мало удивило случившееся. Он всего лишь пожал плечами:

«Скажите на милость, бином Ньютона! Почему бы со мной не приключиться пространственно-временной флуктуации? Кстати, об этом исчезающие дверь и фонарь однозначно говорят.

Оченно жаль, что никому не рассказать. Скажут: с ума съехал, сочиняет невместно или врет, как Лыч по телевизору.

Даже мелкий Ванька не поверит. Подумает: новый-де учительский подходец эдак в учебно-образовательных целях».

Дав себе обещание впоследствии внимательно присмотреться к невероятной кофейне (а ну как повторится феномен со временем?) Филипп, обгоняя прохожих, сбежал по ступенькам в подземный переход на Круглой площади.

Время от времени здесь в подземелье играла на виолончели девочка из консерватории — последнего вуза Дожинска, покамест не переименованного в музыкальный университет или в симфоническую академию.

В знак добрых студенческих традиций Филипп непременно клал в футляр маленькой виолончелистки денежку в эквиваленте бутылки хорошего импортного пива. Хотя долго не стоял и не слушал.

На сей раз на месте миниатюрной девушки с виолончелью обустроился брюхоногий мордатый бомжара — профессиональный собиратель подаяний сердобольных сограждан. По внешнему облику чистый, точнее, грязный хиппи-пенсионер. Длинные поганые волосья, хайратник, мухортая бородища, ей в тон засаленные до коричневатости когда-то голубые джинсы, растерзанные кроссовки, бесформенная рыже-черная футболка до колен с полустертым желтым текстом и не пойми каким рисунком.

Зато художественно исполненный рекламный плакат над головой ушлого проходимца призывает и зазывает:

«Товарищи и господа, окажите материальную помощь жертве империализма США и бывшему помощнику конгрессмена американского штата Орегон».

Надо сказать, пройдоха ловко воспользовался нынешней посконной и портяночной американофобией. Конъюнктурщику подавали и жертвовали хоть и мелко, но часто в мятую ковбойскую шляпу. Однако непосредственных политбесед с пострадавшим от империалистов ковбоем никто из доброхотов, ненавидящих Америку, не вел.

Жертва проклятого американского прошлого устроилась со всеми удобствами. Прохиндей изображал из себя паралитика и восседал в расшатанном инвалидном кресле с велосипедными колесами, управляемыми посредством рычагов.

Чем-то сей агрегат («каретками-рычагами, что ли?») напомнил Филиппу антикварную пишущую машинку «Мерседес» — гордость дядюшкиной коллекции технических раритетов начала прошлого века.

Сам дядя Гена в шутку уверял, как бишь эту машинку самолично изготовили в собственной мастерской Даймлер и Бенц. Эдак до того, как заняться автомобильным бизнесом.

«Возможно, два мастеровитых немца также занимались производством инвалидных колясок, надо бы приглядеться», — задумался Филипп, подойдя поближе к нищему из богатой Америки.

И сию же секунду горько пожалел о своей опрометчивости. Ой, как густо на него пахнуло невообразимым зловонием! Как если бы он забрел в проход между забором мясокомбината и запретной зоной птицефабрики.

То-то от побирушки тотально как один подающие американофобы с неоскудевающей рукой шустро-шустро отбегали прочь-прочь.

Тем не менее Филипп неожиданно остался на месте и даже придвинулся поближе на пару шагов. Дивная штука, но побок с американским шаромыжником скверных запахов вроде бы нет и в помине.

Напротив, Филиппа вновь посетило знакомое чувство, точно все это уже было. Пусть раньше — «ни Боже мой!» — ни вот эту двухколесную коляску, ни этого хиппующего бомжа он никогда в жизни не встречал.

— Вижу вы, мистер прохожий, не собираетесь мне подавать на американскую бедность, — с хорошим гарвардским прононсом попрошайка внезапно обратился по-английски к Филиппу.