Иван Катавасов - Ярмо Господне

— Боже наш, о Перун-Громовник! Прими о блаженную и оглашенную жертву! — как на оппозиционном митинге выдала в хрипящий от натуги мегафон мать-волховательница Елена, жестом отослав телохранителей наблюдать издали.

Едва ли блаженная, но весьма очевидно оглашенная жертва, участвовать в таком субботнике-жертвоприношении видимым образом наотрез отказывалась. Скованная дюралевыми наручниками, — руки за спиной для вящей надежности обряда, — она в бешенстве каталась по земле, изрыгала матерные вопли, грозила сектантам-извращенцам уголовными и ментовскими карами, всем интеллигентам понятно изъясняясь на блатном арго.

Тут же в действие вступили заматеревшие отцы-волхователи. Жертву, брошенную наземь, грубо ухватили, подняли, перехватили, крепко взяли за ноги, вшестером вознесли вверх к ночному небу и торжественно-ликующе повлекли к деревянному истукану, высившемуся неподалеку на бугорке. Сопротивление и протесты жрицы продажной любви, насильно привлеченной к волховскому действу, во внимание не принимались.

Проголосовали — выполнили. Полуночный обряд должен состояться при любой погоде.

До того рыцарь-инквизитор Филипп пристально не вглядывался в изображение языческого общеславянского божества. Оно ничем существенным не отличалось от представленного ему в видении. Теперь же он для эйдетического протокола окружной инквизиции указал на несомненную принадлежность кое-каких участников волхования к творческой интеллигенции и оценил искусность изображения Перуна-Громовника.

«Работа мастера-резчика Петруся Михневича в стиле древнеславянский примитивизм. 5 метров высотой, 40 сантиметров в диаметре. Верхний заостренный тесаный конец представляет собой голову и лоб идола. Нависающие хмурые надбровья, глубокие глазные впадины; обозначены темные провалы носа и рта. Барельефно вырезанные детализированные вызолоченные усы завитками спускаются к фаллосу, также украшенному сусальным золотом. Натуралистично исполненный фаллос на уровне полутора метров от земли расположен под острым углом вверх; 30 сантиметров длиной, 7 сантиметров в диаметре. Близко у земли неглубоко врытый истукан опирается на горизонтальный брус-перекладину, образуя перевернутый крест.

Даруй, Господи, прощение душам малых творцов от мира сего. Ибо они все ведают, когда творят идолов и кумиров поклонения ради…»

Идоложертвенная скульптура, возвращающая из небытия древнего поганского кумира, производила бы жуткое впечатление и днем. Тем более впечатляла она ночью, под лучами фар и прожекторов. Верно поэтому, до блаженной и оглашенной жертвы волхователей вовсе не идиоматически в конце концов дошло, какая такая благость и какой же толстый конец ее ожидают на секс-субботнике у сектантов.

Женщиной она оказалась неглупой, в немалых летах, малопочтенных при ее профессии, но наверняка с большим послужным списком всяческих несчастных случаев и грубых клиентов. Она сию же секунду прекратила вопли и ругань.

Орать тут нечего, надо терпеть, быть может, живой выпустят, суки, волхвы позорные… На деревянный сук в п… насаживают. Во где женское счастье привалило…

О последних молчаливых мыслях несчастной случайной жертвы рыцарю-инквизитору Филиппу нетрудно догадаться. Дальнейшая судьба некоей Жанны Бобович тоже в его распоряжении и доброй воле. Пока же вмешательство инквизиции не требуется, чтобы там ни происходило.

Жертву с ходу, с размаху, ухнув, безжалостно насадили влагалищем на золотой фаллос, по ее бедрам и по деревянному туловищу идола потекла кровь. Правда, за минуту до этого Вилена Лыхаим, обогнав процессию, брызнула чем-то на головку фаллоса из спринцовки-пульверизатора.

«Нечто нервно-паралитическое в смеси с миорелаксантом и анестезией», — определил инквизитор.

Он был прав при всех вариантах наблюдения: спустя примерно минуту тело Жанны Бобович, удерживаемое сектантами, безвольно обвисло, как только она потеряла сознание. Ее распяленные ноги тотчас завели за спину идолищу и закрепили в таком положении второй парой наручников на лодыжках.

Затем участники языческого обряда взялись за руки, — мужчины и женщины строго перемежаясь, — и образовали два хоровода лицом к Перуну. Во внутреннем, что поменьше, встало руководство, в том, что побольше, топтались рядовые члены «Славянского волховского братства».

Нечленораздельно завывая в пародии на церковный речитатив что-то до ужаса похожее на «возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке», славяне-волхователи совершили ровно семь оборотов по часовой стрелке. Засим по команде матери-волховательницы Елены с мегафоном внутренние и внешние хористы союзным образом обернулись и три круга, вихляя задами и ляжками, прошлись тем же приставным гусиным шагом в противоположном направлении.