Раймонд Фейст - Ученик

— Да здравствует Арута! Да здравствует принц Крайдийский!

Внезапно по всему замку раздался крик:

— Арута! Арута!

— Почему? — спросил Арута Гардана.

— Они увидели, как вы лично сражаетесь с цурани, ваше высочество, — удовлетворенно сказал Гардан, — или слышали от других. Они солдаты и ожидают от командира определенных вещей. Теперь они действительно ваши люди, ваше высочество.

Арута стоял спокойно, замок наполняли радостные крики. Потом он поднял руку, и двор затих.

— Вы сражались хорошо. Солдаты великолепно служат Крайди.

— Поменяй посты на стенах, — сказал он Гардану. — У нас может быть мало времени, чтобы насладиться победой.

Как будто его слова были пророчеством, с ближайшей башни раздался крик солдата.

— Ваше высочество, смотрите на поле!

Арута увидел, что цурани перегруппировываются.

— Есть ли им предел? — устало спросил он.

Вместо ожидаемой атаки, от линий цурани подошел единственный человек, видимо, офицер, судя по шлему с гребнем. Он показал на стены, и из рядов цурани раздались приветственные крики. Он прошел дальше, в предел досягаемости луков, несколько раз остановившись, чтобы показать на замок. Его синие доспехи сверкали в утреннем солнце, а нападавшие приветствовали его жесты радостными криками.

— Вызов? — спросил Гардан, следя за странной сценой. Человек повернулся спиной, не обращая внимания на личную опасность и вернулся к своим линиям.

— Нет, — сказал Амос Траск, подошедший и вставший рядом с Гарданом. — Я думаю, они приветствуют храброго врага, — Амос слегка качнул головой. — Странный народ.

— Поймем ли мы когда-нибудь этих людей? — спросил Арута.

Гардан положил руку Аруте на плечо.

— Сомневаюсь. Смотрите, они покидают поле.

Цурани шли обратно к своим палаткам перед останками города Крайди. Несколько часовых остались наблюдать за замком, но было ясно, что основным силам приказано снова уйти.

— Я бы приказал начать еще одну атаку, — сказал Гардан. — Они должны знать, что мы почти обессилели. Почему не продолжать атаковать?

— Кто знает? — сказал Амос. — Может быть, они тоже устали.

— У этих ночных атак, — сказал Арута, — есть какое-то значение, которого я не понимаю, — он покачал головой. — Со временем мы узнаем, что они затевают. Оставьте на стенах посты, но люди пусть идут во двор. Становится ясно, что они предпочитают не атаковать днем. Прикажите принести с кухни еду и воду, чтобы умыться.

Приказы передали, и люди оставили свои позиции. Некоторые сели прямо на стене, слишком устав, чтобы спуститься по ступеням. Другие пошли во двор, бросили оружие и сели в тени стены. Носильщики спешно ходили среди них с ведрами пресной воды. Арута прислонился к стене и про себя произнес: «Они вернутся.»

На следующую ночь они пришли снова.

Светало. Раненые стонали.

Двенадцатую ночь подряд цурани атаковали замок и отступали на рассвете. Гардан не видел ясной причины для этих опасных ночных атак. Наблюдая за цурани, собирающими своих мертвых и возвращающимися к своим палаткам, он произнес:

— Странные они. Их лучники не могут стрелять по стенам, когда лестницы подняты, боясь попасть в своих. У нас нет такой такой проблемы. Мы знаем, что все, кто внизу, — враги. Я не понимаю этих людей.

Арута оцепенело сидел и смывал с лица грязь и кровь, не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Он слишком устал, чтобы ответить Гардану.

— Вот, — сказал рядом голос, и он убрал от лица тряпку, которой вытирался, и увидел предложенную кружку. Он взял кружку и осушил ее одним глотком, ощутив вкус крепкого вина.

Перед ним стояла Карлайн в тунике и штанах, с мечом у пояса.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Арута.

От усталости его голос звучал резко даже собственных ушах.

— Кто-то должен разносить воду и еду, — оживленно сказала Карлайн. — Когда каждый на стене всю ночь, кто ты думаешь сможет исполнять обязанности утром? Уж конечно, не жалкая горстка носильщиков, которые слишком стары для боя.

Арута огляделся и увидел других женщин, леди из замка, также, как и служанки и жены рыбаков, ходящих среди людей, которые с благодарностью принимали предложенную пищу и питье. Он улыбнулся своей кривой улыбкой.

— Как поживаешь?

— Ничего. И все же сидеть в подвале так же трудно, в своем роде, как и быть на стене, я думаю. Каждый звук боя, который нас достигает, повергает какую-нибудь из дам в слезы, — в ее голосе было некоторое осуждение. — Они сжимаются в кучку, как кролики, — она мгновенье помолчала, затем спросила: