Раймонд Фейст - Королевский пират

Гуда поднялся, вздохнул и сладко потянулся. Сквозь полурастворенную дверь откуда-то из глубин дома до слуха его донесся визгливый женский возглас:

- Убирайся отсюда!

Бывший наемный охранник торговых караванов снова уселся в удобное кресло, стоявшее на крохотной открытой веранде трактира у самого порога, и водрузил ноги на перила. Тем временем перебранка в зале для посетителей, начавшаяся несколько минут назад, грозила перерасти в нешуточную потасовку. Подобное повторялось из вечера в вечер. Клиенты побогаче, как правило, предпочитали останавливаться в уютных и просторных городских гостиницах, проезжие средней руки - в многочисленных постоялых дворах на побережье. И лишь самые бедные и незнатные из путников - возчики, наемные солдаты, крестьяне из близлежащих селений - искали приюта в "Зубчатом Гребне", трактире, которым владел Гуда Буле. Подвыпив, они нередко затевали между собой шумные ссоры и драки.

- Ты что же, хочешь, чтоб я позвала на помощь городскую стражу?! - вновь послышалось из зала.

Обычно дородной сожительнице Гуды без особого труда удавалось утихомирить буянящих постояльцев и лишь изредка ему самому - высокому, жилистому и сухощавому бывшему вояке, не утратившему за годы оседлой жизни боевой сноровки и недюжинной силы, случалось вышвыривать вон из "Гребня" одного или нескольких драчунов.

Больше всего на свете он любил смотреть на закаты. Неподвижно сидя в своем уютном кресле у порога трактира, он мог подолгу любоваться солнечным диском, который, плавно скользя по небосводу к линии горизонта, озарял багровыми отсветами воды Элариальского залива и окрашивал белоснежные стены городских строений в золотисто-оранжевые тона. Лишь в эти быстротечные мгновения, предшествующие ужину, Гуда позволял себе полностью отрешиться от своих многочисленных забот и обязанностей и погрузиться в созерцание великолепного зрелища, что открывалось его взору. Он никогда не уставал дивиться тому, что финал любого из дней, проходивших по большей части в бестолковой суете и мелочных расчетах, неизменно оказывался таким роскошным, таким торжественным и сказочно прекрасным. Поэтому, услыхав позади себя оглушительный грохот, он лишь досадливо повел плечами, но с места не сдвинулся. Если сожительница не справится с буянами в одиночку, она кликнет его на подмогу.

- А ну-ка выметайтесь отсюда оба подобру-поздорову! У нас здесь не место для драк!

Пояс Гуды украшала пара кожаных ножен с торчавшими из них рукоятками кинжалов. Вынув один из них, он рассеянно провел большим пальцем по острому лезвию. Лицо Гуды, давно разменявшего шестой десяток лет, с загрубевшей от солнца и изборожденной глубокими морщинами кожей, походило на географическую карту, которую чья-то нетвердая рука Бог весть когда нанесла на кусок старого, потрескавшегося пергамента. На этом лице без труда читалась вся долгая и затейливая, изобиловавшая опасностями и приключениями история его жизни. Отразились на нем и лишения, которые Гуде довелось претерпеть на своем веку: жара и холод, непосильная работа, скверная, скудная еда и еще более скверное питье. Нос бывшего наемника был сломан и расплющен ударом чьего-то дюжего кулака, его крупную голову с обширной лысиной посередине обрамлял венчик тонких и прямых седых волос, закрывавших уши и спускавшихся до самых плеч. Никто даже много лет тому назад не назвал бы его красавцем, теперь же дряблая, морщинистая старческая кожа самым невыгодным образом обрисовывала его неправильные, изуродованные черты, но При всем том лицо хозяина трактира вовсе не было отталкивающим. В пристальном, открытом взгляде светло-голубых, выцветших на солнце глаз бывшего наемного солдата читались недюжинный ум, прямота и честность, отвага, дружелюбие и жизнерадостная веселость, что поневоле вызывало приязнь и мгновенное расположение у всякого, кто встречался и заговаривал с ним.

Гуда в который уже раз окинул восхищенным взором ясный горизонт в розовых отблесках вечерней зари, золотистые гребни волн и белоснежных чаек, которые с пронзительными криками носились над морской гладью. Жара спала, сменившись легкой предвечерней прохладой. Одноэтажное здание трактира отбрасывало на ярко-желтый песок косую продолговатую тень. Из груди Гуды вырвался долгий, счастливый вздох. Поистине, он ныне обладал всем, о чем только мог мечтать человек его звания. Он не дерзнул бы даже помышлять о большем. Напротив, у него были все основания считать, что судьба обошлась с ним на редкость милостиво, одарив на склоне лет пусть скромным, но надежным достатком, подругой жизни, покоем и уютом, а также возможностью каждый вечер любоваться солнечными закатами.