Евгения Кострова - Лазурное море - изумрудная луна (СИ)

— Это должно помочь, но я не знаю, сколько понадобится времени, чтобы она очнулась. Телом она невероятно истощена, удивительно, что девушка смогла так долго продержаться. Несколько свеч оттенка смородины, что разгорались высокой длинной огненной лентой, когда он молвил древнее сплетение иноязычных слов, мгновенно затухли и темно-бурый эфир прял фантастические сплетения, неоновой дымкой расходясь в стороны. Мужчина повалился на песок, и темной пеленою растеклись его волосы по песку, и, чувствуя, как свинцовая тяжесть век, одолевает его бодрость, он закрыл глаза, наслаждаясь наступающей сумеречной прохладой, и в отблесках пламени, игривые тени плясали на его умиротворенном лице. Его окутывало странное изнеможение, словно все физические силы разом покинули тело. Тор потряс его за плечо, ставя перед ним деревянную миску отвара, но он так и не раскрыл своих глаз, затерявшись в сновидениях ниспосланных лавандовым светом ущербного полумесяца, и яркие светло-красные искры огня спиралями улетали в пленительную ночь. Во сне, когда черты его лица смягчались, пред ним являлся истинный возраст еще совсем юного человека, вступившего в пору взросления. Он представлял, каким могло быть его детство, прими он с согласием судьбу, что произнес прорицатель, была ли она другой дойди он до толкователя для знатных господ или то, что мальчик остановился возле прокаженного, выслушав из его уст свою жизнь, тоже было преддверием тропы судьбы? И если так оно и было, то возможно ли выбраться из ее опаленных алых пут? И почему же он выбрал такую тернистую дорогу совсем неподходящую для дворянского отпрыска, как если бы хотел искупить перед кем-то грехи?

А потом он перевел свой взор на девочку, что подрагивала во сне, будто от внутреннего холода или озноба. Но пугающий недуг дыхания покинул ее, и теперь она, сжавшись в клубок, прижимала колени и руки к груди, пытаясь поймать все тепло, какое только могла урвать от окружающего пространства. От нее пахло ветром и солнечным светом, лесом и сырой землей, цветочным мягким шлейфом, как если бы она была частью природы. Ночная мгла опускалась, словно океан, омывая пески, скрывая за занавесом холодных туманов мощеные плоские камни выложенных на широких улицах, переливающихся сказочными оттенками аметиста и сапфира. Приветствуя леденящие просторы черноты, узкая полоса золотого ореола погасла на горизонте, в последний раз освещая загадочные выражения наскальных графитных грифонов и львов, и их пленительные драгоценные глаза, и будто оглушительная тишина накрыла старинный город.

Тор снял с себя плащ, оставаясь в кожаных доспехах с черными металлическими пластинами, панцирем, защищающим грудь и торс, и укутывая девушку, как маленького ребенка, накрыл ее рваным, но теплым лоскутом. От него исходил не самый приятный и пряный аромат, но ночи в пустынях были морозными. Молча положив руку на ее лоб, сравнивая свою температуру тела с ее состоянием, он понял, что таинственная лихорадка постепенно отступала, в очередной раз удивляясь духовной силе молодого человека. Хорошо усевшись перед костром между двумя спящими людьми, полностью находящихся под его абсолютной защитой, Тор повернулся лицом к застланному темнотой проходу в город. Стены, что сияли опальным огнем, отражающие как зеркало горящий солнечный нимб, теперь оплелись густыми смуглыми тенями, и ветры пахли дождем, и каждый вихрь приносил с собой леденящие удары копыт невидимых коней, со студеными гривами. И отзвуки зазорного и страшного смеха поглощали каждый дом, и каждую песчинку, донося подземным гласом слова смертельного приговора тем, кто ступил на чужую посрамленную кровью землю.

Тогда Тор еще не знал, что посвятит всю свою жизнь, оберегая двух людей, что с самого рождения были связаны друг с другом крепкими узами судьбы.

Лишь только забрезжил рассвет, и невидимый свет объял небо, преображая его нефритовые тона в слабую лазурь, когда сизая дымка, стелющаяся серыми волнами по плоским мощеным камням и черепичной кровли струились змеиные всполохи туманных вихрей, она проснулась.

Было жарко и хотелось пить. Пить хотелось всегда, но на этот раз горло болело так, как будто ее заставляли насильно глотать угли или выжигали на внутренней части глотки клеймо, каждый вздох давался с невероятным трудом. Она распахнула глаза мутно-зеленого тона, в коих проскальзывали серые туманы и бледно-морская пучина, и глубоко и жадно вдыхая в себя спертый от предельной засухи воздух, как если бы в нее вливался воздушный горный поток. Она прикоснулась рукой к горлу, в месте, где сходились идеальные ключицы, боясь почувствовать под кожей пальцев ожог, но девушка коснулись лишь мягкой и гладкой кожи. Девушка посмотрела на свои ладони, на которых должны были быть крупные мозоли с гниющими рубцами, но и они исчезли, как и череда длинных шрамов, что располосовали ее тело, и даже сломанная кисть, которую она недавно с гнетущей болью и терзанием зубов перевязывала, была вправлена. Истертая вязь исчезла вместе с тупой агонией в висках, что преследовала ее на протяжении последних месяцев, и от этой легкости и свободы от страданий ей хотелось плакать. Волосы ее были сплетены в аккуратную косу, и со страхом она посмотрела на оттенок выбивающихся прядей, но они оставались такими же черными, какими она себе и помнила, сгустком сумрачного полога. И нелегкий груз страха спал с ее плеч. Отец всегда говорил, что нужно быть начеку и никогда не позволять телесной слабости уязвить выдержку и осторожность, но в этот раз, ни хватило сил, чтобы противостоять изничтожающему климату и усталости.