Евгения Кострова - Калейдоскоп вечности (СИ)

— Это дневник одного из британских офицеров сорокалетней давности, что отправился в миссию к Северным Границам. Здесь не упомянуты ни город, в котором прибывала его дивизия, ни точные числа и месяцы, ни места раскопок, где добывали ценную руду, но очень четко описаны события, происходящие с ним лично. Часть листов утеряны, и вырваны, быть может, самим владельцем записей, а, возможно, и кем-то другим, кто не хотел, чтобы знание о совершенном открытии достигло вражеских структур.

Человек повернулся к ней, опираясь ладонями на стол, покачивая пальцами толстую книгу.

— Здесь рассказывается, что солдат встретил девушку, похожую на человека, но не являющеюся таковым по своей первоначальной природе. Внутренности ее были шестеренками, что можно увидеть в разбитых часах, но тепло ее было, как у человека, и поступки ее были человечнее любого, кого он встречал прежде.

— Даже если все и так, как Вы говорите, какое право Вы имеете на их создание?

— А какое право имел Ален Вэй, убивая людей ради услады своего гнева и возвышения юношеского и не потухшего самолюбия? Какими бы не были его мотивы, он не порочнее меня, пытающегося противиться действительности. Мы не такие уж и разные, и каждый из нас по своему добивается цели. Ударив тебя, я всего лишь хотел увидеть его реакцию. Посмотреть, есть ли в нем хоть что-то от человека, на которого возлагают почести большая часть оставшегося в живых человечества, и узнать на кого возложат венец победителя — на убийцу или спасителя.

— И не превратились ли Вы сами в существо отвратнее чудовища в поисках своего ответа? — стойко выдержав тяжелый взгляд, спросила Мэй Ли, благодаря мужественность воли и подернувшийся голос.

— В каждом из нас живет свое чудовище, — ответил он, смягчая взгляд. — Через несколько дней мы вернемся в провинцию Цинн. Можешь делать, что пожелаешь, даже попробовать спрыгнуть с корабля, чтобы улететь в журавлином оперении к своему горячо любимому хозяину, но пока, будь любезна и изволь исполнить еще одну мою прихоть.

— Какую просьбу? — прокричала она, стирая текущие по щекам слезы, когда он быстрыми шагами преодолевал расстояние до прозрачных дверей лифта. Но, так и не дождавшись ответа, поспешила за ним, стараясь не видеть косых и укоризненных взглядов, брошенных в ее сторону. Кто бы мог подумать, что молодая девушка посмеет дерзить властителю провинции, позволяя себе грубость и неучтивость, тогда как все прекрасно знали, что одно мановение его руки, и она тотчас потеряет голову. Несдержанный тон удивлял и ее саму, словно запретные мысли внезапным потоком вырвались из уст по его желанию, открывая все тайны, спрятанные в душе. Мэй Ли взошла в двери лифта, бесшумно затворившиеся стеклянной мозаикой за спиной, тончайшими полосами, сходившимися вместе, осознав, что вновь оказалась вместе с этим мужчиной наедине, в благожелательном жесте похлопывая на мягкие подушки на кушетке рядом с собой, приглашая присоединиться к нему.

— Ты, должно быть, голодна, Мэй Ли? — положив ногу на ногу мягко сказал он, поднимая темную высокую кружку из великолепного фарфора с опаловыми хризантемами, от которого поднимался соблазнительный теплый аромат. — Я забрал тебя еще ранним утром. Не желаешь испить? — в невольной манере предложил он, обнимая рукой дно чаши и проводя серебряным лезвием по керамической кромке. — Этот напиток очень согревает, он сладок и сытен, иногда его использует в качестве хорошо внутреннего антисептика и успокоительного средства. Много пить нельзя, но это лучше всякого вина, что предлагают в самых дорогих винодельнях Шанхая.

— Я не голодна, — уклончиво ответила девушка, складывая руки, и немного погодя добавила, — благодарю за предложенное угощение. Что Вы еще хотите от меня получить?

Он осторожно поставил чашку на ониксовую столешницу с закругленными львиными ножками, с явным удовольствием оглядывая ее со стороны, и вместо должного ответа спросил:

— Не желаешь присесть рядом?

Она сморщилась, и хоть недостойное выражение не пребывало на лице больше секунды, он успел заметить необычное изменение, и расхохотался громким и заливным смехом, раскатившемся, как бледно-огненная змеиная молния среди черных, бурлящих в волнительном спокойствии туч. Необычное состояние для такого мужчины. Все то время, что она его знала, грубоватые черты лица оставались скованными и нетронутыми эмоциями, свойственные обычным людям, и Мэй Ли в разуме своем одарила его надменным и холодном нравом. Она всегда считала его ближним приспешником Красной Госпожи, верно служащим ей на протяжении многих лет, что готов был исполнить любое ее приказание, каким бы отвратительным и жестоким оно ни было. И вот теперь перед ней сидит человек, что никогда не опускался до ремесла служащего, а всегда был возвеличен, как управляющий тысячами. Теперь он улыбался своими полными и красными губами, и в притягательных глазах его шептались духота ночи и зной раскатистых ливней. И она не знала, что делать дальше — найти способ, чтобы умереть и избавить себя от кошмаров, полных всевидящих стальных очей или попытаться противиться его силе, усмиряя юность пыла.