— Что случилось, Зиберина, от радости язык проглотила?
Что ж, следовало признать, что Маара не изменилась, оставшись верной себе: никакого хождения вокруг да около, попыток посостязаться в острословии. Она и раньше не преуспела в тонком искусстве издевок и насмешек, предпочитая откровенную грубость и вызывающее неуважение.
— Не припомню, чтобы этот дворец принадлежал тебе, Маара, — Зиберина сделала глоток чая, не чувствуя вкуса и аромата напитка и изящно отставила чашку, с легкой улыбкой, изогнувшей уголки губ, поворачиваясь лицом к застывшей в дверях сестре. Она была еще прекраснее, чем раньше. Ее холодная, утонченная красота лишь расцвела со временем, сделав свою обладательницу по истине неотразимой. Ярко-алые лоскуты шелка, скрепленные множеством тонких золотых цепочек, лишь условно прикрывали роскошное, белоснежное тело, высокое и гибкое, словно выточенное из самого лучшего мрамора рукой одаренного скульптора. Густые пряди цвета спелой пшеницы рассыпались по покатым плечам в живописном и тщательно продуманном беспорядке, призванном подчеркнуть хрупкость и изящество стройной фигуры и плавность совершенных линий. Вот только красивые, совершенные черты искажала отвратительная гримаса, делая их отталкивающими и непривлекательными. Злоба и ярость мало кого красили, но Маару они уродовали просто до неузнаваемости. Алые губы складывались в уничижительную улыбку, а светло-голубые, искусно накрашенные сурьмой, глаза обжигали леденящим холодом застарелой ненависти в пустых глубинах.
— Если мне не изменяет память, а она никогда меня не подводит, этот дворец возвели наши великие предки, а достроил и придал неповторимый и роскошный колорит отец, который и был последним, кто мог смело назвать его своим. А после его смерти он перешел ко мне, вместе со всем королевством. Хотя… Ах да, я же сделала тебе прощальный и щедрый подарок, отказавшись от всего. Вот только у тебя не хватило ни ума, ни силы, ни мужества, чтобы удержать их в своих руках. И теперь вся эта роскошь принадлежит лишь одному хозяину — нынешнему королю…
Зиберина плавно поднялась с постели, медленно направляясь к неподвижно застывшей фигуре, приближаясь с каждым словом все ближе, от души вкладывая в свою речь весь яд и желчь, что скопились за эти годы бессильной ярости и злости, душивших ее. Она остановилась в метре от побледневшей женщины, с вызывающим спокойствием и непоколебимой уверенностью, которых не чувствовала, глядя в пылающие злобой красивые холодной и мертвой прелестью глаза.
— Или он, наконец-то, оценил по достоинству все твои щедро и бесстыдно предлагаемые прелести, на которые ты безуспешно пыталась все эти годы обратить его внимание? В таком случае, прими мои поздравления, Маара, ведь это такая огромная честь, будучи наследницей и дочерью великого короля, согревать постель нового повелителя, словно простая заурядная наложница.
— Неужели я слышу в твоих словах зависть, сестренка? Ты всегда ненавидела меня, ведь я намного красивее, чем ты. Все, абсолютно все, мужчины падали к моим ногам. Боишься узнать, что устоявших не осталось? Это так грустно, преданно любивший тебя долгие годы яростной и безответной любовью мужчина нашел утешение в моих объятиях, дарующих покой и радость. А что могла ему дать ты, Зиберина? Искусственную страсть, вызванную твоими бесчисленными эликсирами? Я помогла ему забыть тебя, и это было так легко…
— Мне жаль тебя, Маара, искренне жаль, — видимо, ее сестра так ничего и не поняла, не сделала для себя никаких выводов за все эти годы, погрязнув в необоснованной ненависти, в придуманных для себя утешениях и оправданиях, — ты настолько ослеплена своими надуманными обидами, для которых не было и не может быть ни одного настоящего повода, что не способна заметить очевидное. Раскрой уже глаза: я никогда не завидовала тебе, твоей красоте или чему-то еще. И ненависть моя к тебе родилась значительно позже, после того, что ты натворила. А что касается Райнира, — она сделала широкий жест рукой и зло усмехнулась, — мне он предлагал корону, как равной себе. Он хотел делить со мной не только ложе, но и власть. А что он дал тебе, Маара? Он хоть позволяет тебе засыпать рядом с собой, или для тебя отведено специальное место на коврике подле его постели, а по утрам ты приносишь своему господину тапочки?
— Да как ты смеешь, — крик женщины сорвался на визг, ее дыхание прерывалось. Зиберина легко перехватила тонкую руку замахнувшейся на нее сестры, с силой сжимая и заламывая назад, вынуждая вскрикнувшую от боли Маару упасть на колени. Наклонившись к ее лицу, Зиберина яростно прошипела сквозь стиснутые в бессильной ярости зубы.
Читать дальше