Сара Дж. Маас - Королева теней (ЛП)

Ее горло пересохло, и она отстранилась достаточно далеко, чтобы рассмотреть его красивое аристократическое лицо. Глаза, сияющие горем и хищными намерениями, она могла почти их почувствовать. Если Аробинн знал о ее истории с Шаолом и вызвал капитана сюда... будь это для информации, чтобы проверить ее, или некоторый способ обеспечить власть над ней? Нет, ничего такого она не уловила…

- Нет — еще нет, - сказал он, шагая прочь. - Не говори пока этого. Прежде чем лечь спать, лучше нанеси визит в юго-восточный район тоннелей. Там ты можешь найти человека, которого ищешь. Её лицо внешне оставалось незаинтересованным, надеясь, что он расскажет что-нибудь еще. Но Аробинн двинулся в сторону переполненного зала, где его трое убийц были начеку и готовы, а затем снова посмотрел на нее. - Если ты так сильно изменилась за два года, не мог ли и я измениться, а?

С этими словами он побрел прочь. Терн, Хардинг, и Муллин держались в шаге от него. Терн глянул в ее направлении всего один раз, и подарил ей точно такой же неприличный жест, какой она показала ему ранее.

Но Аэлина смотрела только на Короля Ассасинов, на его элегантные, мощные шаги, тело воина, переодетое в одежду дворянина.

Лжец. Обученный, хитрый лжец.

Там в Убежище было слишком много глаз, чтобы оттереть со щеки след его губ, по-прежнему шептавших, или оттереть ухо, где задержалось его теплое дыхание.

Ублюдок. Она взглянула на ямы для боев, по всему залу куртизанки цеплялись за мужчин, которые управляли этим местом, и которые слишком долго получали прибыль от крови, горя и боли. Она почти видела там Саэма — почти видела картину его борьбы - молодого, сильного и славного.

Оставалось много, очень много долгов, подлежащих выплате, прежде чем она оставит Рафтхол и заберет свой трон. Начиная с этого момента. Повезло еще, что она была в убийственном настроении.

Это было только вопросом времени, прежде чем Аробинн покажет свою руку, или люди Адарланского Короля найдут ее след, который она аккуратно проложила из доков. Кто-то будет искать ее — через несколько мгновений, на самом деле, послышался крик за железной дверью на вершине лестницы. По крайней мере, значительная часть ее плана оставалась в силе. А с Шаолом она разберется позже.

Она взяла одну из чаевых Аробинна, оставленных на столе, и высунула язык на жестокий, неумолимой профиль короля с одной стороны, а затем на крылатого дракона, украшающего другую. Раздался рев. И железная дверь в верхней части лестницы застонала и открылась, прохладный ночной воздух ворвался в помещение. Охрана. Аробинн предал ее, снова. Хвост, королевская рать.

С полуулыбкой она положила монету на большой палец и подбросила.

Монета еще вращалась, когда четверо мужчин в черной униформе появились на вершине каменной лестницы в полном вооружении. Когда медь с глухим стуком упала на стол, дракон засверкал в тусклом свете, и Аэлина Ашерир-Галатиния была готова к кровопролитию.

Эдион Ашерир знал, что он скоро умрет.

Он не пытался заключить сделку с богами, они все равно никогда не отвечали его мольбам.

В годы, когда он был воином и генералом, он знал, что так или иначе умрет, желательно на поле боя, и таким образом, чтобы стать достойным песен или сказаний у костра.

Не тот вид смерти.

Он будет либо казнен на грандиозном мероприятии, запланированном королем, хотевшем извлечь максимальную выгоду из его смерти, либо Эдион умрет здесь в этой гнилой и сырой клетке от инфекции, которая медленно, но верно разрушала его тело.

Это началось, как маленькая рана в боку, любезности от борьбы, которую он начал три недели назад, когда тот монстр убил Соршу. Он скрыл эту часть вдоль ребер от охранников, которые осматривали его, надеясь, что она будет или кровоточить, или что она загноится и убьет его прежде, чем король сможет использовать его против Аэлины.

Аэлина. Его казнь должна была стать ловушкой для нее, и способом соблазнить на риск, чтобы она попыталась его спасти. Он бы умер до того, как это случится.

Он просто не ожидал, что это будет настолько больно.

Он также скрыл лихорадку от глумящихся охранников, которые кормили и поили его два раза в день, притворяясь, что он уходит в мир иной, притворяясь, что гордая птица сломлена. Эти трусы не были достаточно близко, чтобы заметить, что он перестал пытаться сломать цепи, которые позволяли ему только встать и сделать несколько шагов, но не более. Они не заметили, что он не стоял дольше, чем требовала нужда. Этот упадок не был ничем новым.