Владимир Лещенко - Торнан-варвар и жезл Тиамат

— Извини, почтенная, — он обернулся, вытирая рот ладонью. — То зелье, которым меня потчуют, чтоб я не смог колдовать, — оно, знаешь ли...

Он вновь вернулся на койку.

— А оно тебе сильно мешает? — Аниза вновь многозначительно улыбнулась.

— Какая разница? Я ведь все равно не могу развалить эту тюрьму по камешку или превратиться в мышку и убежать!

— Хорошо. А теперь скажи мне, Чикко, вот что... Ты явно колдун не из последних, ты много знаешь и умеешь, ты, наконец, не дурак. Почему же ты связался со всяким отребьем, вместо того чтобы спокойно зарабатывать деньги своим искусством?

— А будто сама не знаешь, госпожа! — с обидой бросил Чикко. — Будто ты не слыхала, что нужно, чтобы стать практикующим магом в вашей богоспасаемой Логрии! Нужен патент, подписанный тремя чародеями. Нужно заплатить городским чиновникам, и немало. Нужен дом или лавка в каком-нибудь приличном квартале, в котором будет груда всякой чародейской дребедени вроде старых костей, сушеных крокодилов по углам и древних идолов — чем уродливей, тем лучше! А к клиенту надо выходит не иначе как в парчовом балахоне и все такое. Только тогда людишки согласятся расстаться со своими деньгами. Без этого ты всю жизнь так и будешь продавать глупым девкам приворотные зелья и лечить пьяных матросов от дурных болезней, получая иногда вместо платы по зубам, будь ты хоть второй Мириддин или Альмангор!

— И много тебе еще оставалось копить, чтобы заполучить все это?

— Какая теперь разница? — задрожавшим голосом бросил маленький шаман, и Анизе показалось, что в уголках его глаз что-то блеснуло.

В его убогом жилище все тот же морской чародей, явившийся туда со стражей, обнаружил скрытый хитрым заклятьем — в Логрии такого не умеют — тайник со всеми сокровищами фомора. Там было что-то около трех тысяч каймов в монетах и драгоценностях.

— Просто ты можешь заработать даже больше. И, само собой, избежишь смерти в Кардирге.

Он резко повернулся в ее сторону, напряженно вглядываясь в ее лицо. Смотрел он долго, и от его взгляда жрице, женщине повидавшей и пережившей немало, становилось все больше не по себе. Быть может, трамма и в самом деле не до конца лишает чародея силы?

Затем Чикко вдруг саркастически усмехнулся.

— Что ж, прислужница Древней Матери, я готов — приказывай...

Аниза ударила в гонг. Два раза.

Несколько секунд Торнан вглядывался в фигуру, появившуюся у дверей.

— Чикко? — неуверенно спросил он. — Ну, велик бог Грома! — И кинулся через всю комнату к гостю.

— Медведь?! Ты? Вот это дела... — ошалело произнес человечек.

— Чикко, Чикко, дружище!!! — тряс его Торнан, изо всех сил сжимая в объятиях. — Ты как? Давно из Сиркаса? Как там наши? Как Торкест? А Эссия? Замуж не вышла?

— Вы знаете друг друга? — спросила Аниза. — Воистину, это знак от Великой Матери!

— Ты нашла мне самого лучшего мага, какого только можно! — сообщил Торнан. — Человек, который честно признается, что почти ничего не умеет.

— Ну, уж прямо и ничего, — скромно улыбнулся Чикко. — Ты льстишь моей скромности.

— Да, теперь я точно знаю, что не ошиблась. — Аниза снова ударила в гонг. Трижды.

Дверь вновь открылась. Подкованные каблуки процокали по старым плитам, по-военному четко щелкнув в конце.

— Старший воин Храма явился по вашему повелению, достопочтенная.

Торнан некоторое время взирал на того, кто вошел, только что не открыв рот в изумлении, совершенно забыв о старом приятеле.

— Это что?! — наконец осведомился он.

За несколько дней до того. Квартал увеселительных заведений Корга

Носилки, влекомые четырьмя полуголыми неграми, остановились у грязных замызганных дверей двухэтажного дома с заколоченными окнами и облупившимися стенами.

Мечи на поясах невольников и бронзовые бляхи на шнурках, что свисали с бычьих шей, говорили всякому, что перед ним иеродулы — старшие рабы храма. Самая завидная участь, которая может ждать раба! Иеродула нельзя продать без вины, его не заставляют много и тяжело работать, а дети его считаются свободными от рождения. Да что говорить — при удаче иеродул сам может стать жрецом!

И всякий поймет — если паланкин тащат не простые поденщики, а старшие рабы храма, то и едет в нем весьма важная птица.

Паланкин осторожно поставили на землю, и оттуда, отдернув занавески, выпорхнула пышно одетая женщина с массивной пекторалью на груди, по которой узнавали высших жриц Тиамат Неизреченной.