Максим Сиряченко: Чумные

— Команда тоже не из слабых. Это закаленные в боях и бурях ветераны, они уже выразили свою готовность войти в шторм. Кроме того, они считают это единственно правильным решением. Если вам плевать на себя, послушайте хотя бы своих моряков.

— Вы не поняли меня, я уже принял решение. Мы плывем через шторм. — Он недолго помолчал, то ли подчеркивая важность сказанного, то ли пытаясь вспомнить, о чем говорил.

Филипп удовлетворенно кивнул и отошел к столу. Сел на стул, снова подтянул к себе листы пергамента и почти пустую чернильницу, обмакнул перо в чернила, но так и не вывел на них ни единого слова. Перо продолжило задумчиво постукивать по столу, а чернила сохли на его наточенном кончике. Единственная проблема, которая казалась алхимику непреступной несколько минут назад, легко разрешилась сама собой. Это его и настораживало.

— Это не похоже на вас, капитан. — Сказал после долгого молчания Филипп. — При всем уважении, но я более чем уверен, что вы бы ни за что не повели свою команду в шторм ради призрачного шанса спасти себя. Тем более что штормы здесь действительно жестокие. Свирепее не найти нигде.

— Не себя я пытаюсь спасти, Филипп. Я делаю это не ради себя.

Алхимик понимающе и заинтересованно кивнул, но к пергаменту не отвернулся. Видя, что он не собирается писать, капитан приготовился к новым вопросам и слегка приподнялся на локте, чтобы легче было дышать.

— А этот алхимик, кто он? Я слышал, что на Зеленом берегу правит бал Церковь Первого огня. Как могло случиться, чтобы он избежал гонений Церкви?

— Она.

— Я не ослышался, вы сказали «она»? Тогда это еще более удивительно, женщину-алхимика не только не выгоняют из поселения, но и не сжигают на костре.

Видимо, у нее есть могущественный покровитель, подумал Филипп. Любой из тех, кто пользуется королевскими привилегиями. Но никто из королевских особ или их приближенных не живет на Зеленом берегу. Догадка удивила Филиппа больше, чем само существование женщины-алхимика в новом поселении, где всем заправляет Церковь.

— Я и не знал, что вы знакомы с другими алхимиками, капитан.

Солт обреченно вздохнул. Филипп выудил из одного короткого слова всю полезную информацию, больше, чем это слово могло в себя вместить. Капитан понял, что алхимик уже обо всем догадался, просто не хочет сразу говорить этого. Конечно, он узнал бы правду в любом случае, рано или поздно, и не было причин таить от старого приятеля правды. Тем более, от королевского приближенного. И все же сам факт того, что кто-то еще узнал о существовании опасной правды, нагонял на капитана страх.

— Обещайте никому не рассказывать. Даже королю.

— При всем уважении, капитан, но моя верность королю сильнее верности вам. И если король прикажет говорить правду, я скажу.

— Король знает. — Перебил его капитан. — Просто есть шанс, что кто-то может подслушать ваш с ним разговор. И это может плохо кончится, у нее полно недоброжелателей.

— Очень интересно. Что же это за особа, если ее не трогает церковь, и если ее пролитой крови хочет кто-то влиятельный? Начните с имени.

— Ванесса, — ответил капитан, в его голосе отчетливо слышалась гордость, — моя дочь. Очень умная девочка.

— Ваша дочь? Так она не погибла во время бунта? Вместе с…

— Нет. Вы хорошо помните ту попытку государственного переворота десятилетней давности? Когда еще дворец горел?

Алхимик кивнул. Разумеется, он помнил.

— Ее организовали ярые сторонники Церкви. Монарх тогда имел с ней очень напряженные отношения. Как назло, начался голод из-за неурожая, эпидемия чумы. У вас тогда было полно работы, я помню. Этих причин Церкви хватило, чтобы устроить попытку переворота, обвинив в несчастьях «короля-отступника». Крестьяне и невольники штурмом брали дворец, и во время него погибла моя жена, Лилиана, мать Ванессы. Они просто разорвали ее кольями… Ванесса все это видела, когда я уводил ее из дворца, видела страшную смерть своей матери. И не только ее смерть. Церковь убивала всех дворян, чтобы затем поставить своих людей на их посты, и Ванесса была среди жертв. Ей было тогда всего семь лет, но разве жизнь девочки сравнится с неограниченной властью над Десилоном? Тогда я понял, что если она останется в стране, ее найдут и убьют. Я посадил ее на свой фрегат и отчалил от берега.

— И король посчитал это дезертирством. Как вас не казнили?

— Король тоже считал ее погибшей. Все считают и сейчас. Через несколько лет, когда он разобрался со всеми беспорядками и с Церковью, к берегу причалили его послы. Мне выставили ультиматум: либо я плыву с ними, либо я труп и кормлю крабов на дне моря. Выбора у меня особо не было. В разговоре тет-а-тет я рассказал королю все, как было. Ванессу все любили, и новость о том, что она жива, небывало обрадовала нашего короля. Это немного смягчило наказание.