Лорел Гамильтон - Поцелуй теней

Кровь стекала по рукам тонким непрерывным дождиком. Сперва я ощущала каждую струйку отдельно, но потом кожа потеряла чувствительность. Все внимание отвлекалось на боль в запястьях. Лианы подняли меня на цыпочки, только их хватка не давала мне упасть. Резкая боль начала сменяться жжением. Это не был яд, это мое тело реагировало на раны.

Издали я услышала голос Галена:

– Дойл, хватит.

Только когда он заговорил, я поняла, что зажмурилась. Зажмурилась и отдалась боли, потому что только приняв ее, я могла подняться над ней, пройти сквозь нее, туда, где нет боли, где я плаваю в море черноты. Голос Галена вернул меня в реальность, в мучительный поцелуй шипов и ручейки собственной крови. Тело дернулось от внезапности, и колючки ответили на этот рывок, дернув меня вверх, оторвав от пола.

Я закричала.

Кто-то поймал меня за ноги, поддерживая мой вес. Я заморгала, увидела, что держит меня Гален.

– Дойл, хватит!

– Из королевы они никогда столько не пили, – заметил Холод. Он подошел к нам, держа в руке мой нож.

– Если перерезать лианы, они на нас нападут, – сказал Дойл.

– Что-то надо делать! – воскликнул Рис.

Дойл кивнул.

Рукава жакета у меня пропитались кровью. Я смутно подумала, что лучше было бы надеть черное. На нем не так выступает кровь. Голова кружилась, в ушах звенело. Надо бы остановить кровопотерю, пока не начало тошнить. Ничего нет хуже тошноты от потери крови. Двигаться невозможно от слабости, а хочется, невыносимо хочется вывернуть содержимое желудка на пол. Страх постепенно сменялся легким, почти сверкающим ощущением, будто мир заволакивало туманом.

Я была опасно близка к обмороку. Хватит с меня этих шипов, Я попыталась сказать "хватит", но звука не получилось. Я сосредоточилась, пыталась заставить губы двигаться, и они двинулись, образовали слово, но звука не было.

Потом звук появился, но это не был мой голос. Лианы зашипели и зашевелились над головой. Я посмотрела вверх – голова беспомощно откинулась. Лианы клубились надо мной черным морем веревок. Колючки вокруг запястий с резким шипением потянулись вверх. Только руки Галена удержали меня, не дали втянуть в гнездо шипов. Лианы тянули, Гален держал, кровь текла из запястий.

Я завопила. Вопила единственное слово:

– Хватит!

Лианы затряслись, затрепетали у меня на коже. Вдруг комнату заполнили падающие листья. Сухой коричневый снег полетел по воздуху. Послышался резкий острый запах, как от осенней листвы, а под ним, второй волной, густой аромат сырой земли.

Шипы опустили меня на землю. Гален взял меня на руки, принял, когда лианы медленно опустили меня. И руки Галена, и лианы были странно нежны, если могут быть нежными зубы, пытающиеся отгрызть тебе руку.

Удар о стену распахнувшейся двери был для меня первым признаком, что розы отодвинулись от дверей.

Гален держал меня на руках, а лианы еще держали мне руки над головой, когда мы все повернулись на свет от двери.

Он казался ярким, ослепительным, с легкой дымкой на краях. Я знала, что свет кажется ярким только после мрака, и подумала, что дымка – это мое ослабевшее зрение, но тут из этого дыма вышла женщина, и из пальцев ее поднимался дым, будто каждый бледно-желтый палец был задутой свечой.

Ффлур вошла в комнату, одетая в непроглядно-черное платье, от которого ее кожа приобретала оттенок желтого нарцисса. Соломенные волосы развевались вокруг платья сверкающим плащом, который трепало ветром ее собственной силы.

По обе стороны от нее ввалились стражи. У некоторых было оружие, другие бросились с голыми руками. Было двадцать семь мужчин в страже королевы и столько же женщин в страже короля, которые сейчас подчинялись Келу, так как короля не было. Пятьдесят четыре воина, и менее тридцати ворвались в двери.

Даже на грани обморока я попыталась запомнить лица, запомнить, кто поспешил на помощь, а кто отсиживался в безопасности. Любой страж, который в эту дверь не вошел, потерял все шансы на мое тело. Но я не могла разглядеть лиц. Поток новых фигур хлынул из-за спин стражи, и все они были намного ниже и куда меньше похожи на людей.

Пришли гоблины.

Гоблины не принадлежат Келу. Это было у меня последней мыслью перед тем, как все поглотила темнота. Я провалилась в благословенную тьму, как проваливается в глубокую воду камень, который может только падать и падать, потому что дна нет.

В темноте был свет. Белая точка; она плыла ко мне, разгораясь ярче и ярче. Уже стало видно, что это не свет, а белое пламя. Через тьму летел шар белого огня, летел ко мне, и я не могла от него уклониться, потому что тела у меня не было. Я была – что-то, плавающее в прохладной мгле. Огонь омыл меня, и у меня появилось тело. Появились кожа и мышцы, кости и голос. Меня обдало зноем, мышцы закипели, стали лопаться от жара. Огонь вгрызался в кости, наполнял жилы расплавленным металлом и выдирался из меня, выворачивая наизнанку.