Кэтрин Пурди - Сжигающее стекло (ЛП)

руку первой.

— Да ты хоть знаешь, на что способны эти голодающие крестьяне? — она сверлила меня

взглядом. — Или тебе рассказать о трёх вдовах из моей деревни, что были так голодны, что заманили к себе незнакомцев, отравили и обглодали их кости?

— Мой караван слышал это в каждом городе. Это народная байка — не больше. Никто в

неё не верит, — голод поутих, но к горлу подступала тошнота.

— Соня, как же ты ошибаешься! Это четвёртая суровая зима в Империи Рузанин. Вы с

Ромска выжили только потому, что поехали на юг. Мы же выживали только благодаря

подаренному императором продовольствию. У крестьян же нет ничего.

— Но у нас запасов больше, чем нам нужно. Мы должны помочь им, — мне дали немного

выпить, но хищный голод внутри меня заставлял думать о переполненных кладовых

монастыря и его подвальных холодильных складах.

— Бэзил, убери её отсюда, сейчас же, — глаза сестры снова сузились. От этого взгляда, казалось, что по моим венам двигался лёд. Она толкнула меня на старика и бросила

вдогонку шарф.

Когда крестьяне продвинулись вперёд, их громкие крики стали содрогать воздух. Мои

колени тряслись, в любой момент я могла упасть.

— Пожалуйста, прошу вас, — я смотрела то на сестру Мирну, то на Бэзила. — Если бы вы

только чувствовали…

— Хватит! — она собственноручно откинула меня к двери, а Бэзил схватил за локоть, но

уже нежнее.

В дальнем углу комнаты, уже проснулись Кира и Даша. Обе девочки уже слышали крики

толпы. Я видела это по их лицам: на лице Киры были слёзы, и она перебралась в кровать

Даши, которая уже рвала на себе волосы.

— Я всё равно запру её в восточном крыле, — сказала она Бэзилу. — Забаррикадируй

входную дверь. Охрана ворот усилена?

— Думаю, достаточно, — он кивнул. — Если повезёт, волки явятся до того, как крестьяне

найдут способ пробраться сюда.

— Вы хотите, чтобы их растерзали волки потому, что они голодны? — я уставилась на

Бэзила. Близко посаженные глаза и торчащие уши всегда делали его миловидным, но на

этот раз даже в его взгляде не было жалости. — Вы говорите ужасные вещи!

— Больше ни слова! — сказала сестра Мирна. Ещё одна волна злости окатила её лицо.

Приходилось сдерживать себя. Её эмоции вспыхнули во мне так сильно, что захотелось её

ударить. Таких взрывных эмоций мне не доводилось видеть на её лице никогда. Она

пыталась усмирить свой гнев, так как днём и ночью лечила больных, но сейчас её гнев

дошел до точки кипения. — Переключись на кого-то другого и забудь о крестьянах! — её

ноздри от гнева стали раздуваться. — Твоя эмпатия, которую ты не можешь держать под

контролем, убьёт всех нас!

Прежде, чем увидеть слёзы на моих глазах, она захлопнула за нами дверь. Я сжала ладони

в кулаки. Ничего, что она не знает, как сильно задела меня. Слёзы, которые ещё не

вытекли, не из-за неё. Я плачу из-за тех замерзающих людей, которые пытаются попасть

за монастырские ворота.

Едва дыша, Бэзил привёл меня к восточному крылу. Он схватил меня за руку и зарыл

пальцы в мои волосы, чтобы в ауре толпы я случайно не потеряла свою собственную. Их

отчаянье пульсировало в моём теле. Они были не просто голодными. Этот голод разрушал

их души и тела. Боль была сильнее, чем боль смерти от того, что я не прокормлю своих

детей, свою деревню. Нет. Их детей, их деревню.

Бэзил тащил меня по коридорам, а я — вздрагивала и хныкала. Эмоции крестьян

пульсировали во мне, били в череп. Так что различать свои и их эмоции было сложно.

Сейчас я одна из них. До тех пор, пока всё не станет ясным, как чистое стекло.

Я — барьер между ними и их бунтом.

Я была больше, чем толпа. Я была вратами монастыря.

Мои кости — их железо.

Я могла открыть их. Позволить им войти.

Я одна могу помочь им.

Покосившись на Бэзила, я будто посмотрела на него другими глазами. Он реагировал на

каждый шум. Его может обойти только мышь. Он будет стоять у меня на пути до

последнего. Я посмотрела на тёмные альковы. Да, скорее всего, так я смогу его

обездвижить. Подсвечником можно ударить по голове, а потом — крепкой верёвкой

привязать к устойчивому креслу.

Вход в восточное крыло уже был где-то рядом. Шесть или семь девочек моего возраста

прижимались друг к другу и сидели вокруг свечи Нади. Старшей из Прорицательниц было

девятнадцать, но она уже могла управлять своей силой. На её коже были чернильные

рисунки и каждый из них — прямое доказательство её мастерства. Она помечала себя,