Время остановилось.
Я понимаю, что мои слова просто не могут быть точными. У меня свой морок, у Паука свой морок. Каждый додумывал ее, как умел - и как относился к ней, к самому принципу Государыни, Хозяйки, королевы Маб, лешачки... я думаю, одного, собственного, настоящего лица у нее не было вовсе.
Единорог показался мне такой же чарой, как и все вокруг, только менее телесной. Паук назвал его тенью зверя в мире теней, я, пожалуй, мог бы с ним согласиться. Я не видел ни черепа, ни сквозящих костей, но я хорошо осознал его колеблющуюся бесплотность. Такова же была и Государыня.
Ее прекрасные очи, голубой звездный лед, принадлежали бесплотному и бесполому лицу. Я не назвал бы этот лик ни ужасным, ни прекрасным - он не имел четких очертаний, еле обрисовывая сам себя как общую идею. Бледные клубящиеся кудри спускались ниже туманной гривы единорога; одеяние из матового зеленоватого тумана дымными складками падало с седла - обозначало ли оно тело или пустоту, кто знает! Очевидным и определенным на этой призрачной фигуре было только золото. Тяжелая золотая диадема, ожерелье из кованых цветов, браслеты на стеклянно-прозрачных руках, чеканная сбруя единорога - все это выглядело настоящим, плотским и совершенно нереальным на бестелесном мираже.
- Здравствуй, Дэни, - услышал я ее дивный и скорбный голос - и она тут же обрела плоть. Я видел то, что видел всегда: белоснежного единорога, деву, подобную утренней заре, царственное облачение... морок, морок...
- Отчего же не Инглорион? - спросил я, сам поражаясь своей дерзости.
- Я оплакиваю память об Инглорионе, - сказала она. - Он был горд, прекрасен и отважен.
- Ты права, - сказал я. - Он умер.
Стоило мне произнести это вслух, как стало заметно легче дышать, будто ее власть надо мной каким-то образом ослабела.
- И ты умрешь, Дэни, - сказала она печально. - Твое тело одряхлеет, спина сгорбится, лицо покроется морщинами, а потом остановится сердце - и все, что было тобой, сгниет и превратится в тлен. От тебя останется горстка праха и несколько костей. Неужели тебя это не отвращает?
- Я живой, - сказал я. - Живые рождаются, живут и умирают. Это правильно. А ты - ты живая?
- Я родилась вместе с этим миром, - сказала Государыня, и ее голос звучал, как серебряная флейта. - Именно это и называется Перворожденностью. Я пребуду вечно, а прах уйдет к праху. Жизнь - ничтожное превращение из пепла в пепел. Что это по сравнению со мной?
- Ты - одна? - спросил я. - Такая, Перворожденная - одна?
- Нас - несколько, - сказала она, и я услышал холодный смешок в ее голосе. - Но для тебя я - одна. Зачем тебе несколько Государынь? Тебе, смертный, и тебе подобным нужна одна Госпожа.
- Зачем тебе люди? - спросил я, хотя уже почти знал ответ.
Она рассмеялась откровеннее - смехом, ледяным, как январский ветер.
- Меня восхищает красота, - сказала она. - А люди могут ее создавать. К сожалению, творить способны лишь смертные существа, то есть - существа, обладающие душой. Я не могу творить. Я могу лишь упорядочивать сотворенное. Пуща - это не лес, Пуща - это гармония и порядок.
- Пуща - это морок, - сказал я.
- Пуща - это греза, - возразила она. - Это одно из дивных мест, где я собираю выдающиеся души и с их помощью концентрирую красоту. Низменность жизни нарушает гармонию. Живые существа, живущие во времени, пачкают, питаются, старятся, умирают. Я останавливаю время - и все вокруг становится возвышенным. Разве это не прекрасно? Люди постепенно понимают всю прелесть идеального существования, - продолжала она мечтательно. - Пройдет не так уж много времени, и время во всем мире остановится навсегда. Люди помогут мне в этом - а за помощь получат вечную юность, красоту и покой.
Этому никогда не бывать, подумал я, против воли сжимая кулаки, и спросил:
- Почему твои солдаты воюют с орками... с ирчами?
- Именно ты мог бы и не спрашивать об этом, - в ее голосе впервые прозвучал гнев. - Ирчи привязаны к самому низменному, они чрезмерно любят жизнь во всей ее мерзости. Они презирают идеальное, отвергают мечты. Им недоступно само понятие гармонии.
- У них есть души!
- На что мне их души! Их души, как и души некоторых людей, интересны только им самим. Они не могут принять мое совершенство. Они не стремятся к абсолюту. Подобные твари вообще не имеют права жить. Вдобавок, они воры.
- Воры?!
- О чем ты, Дэни?! Посмотри, что эти твари сделали с тобой! Я дала тебе вечную жизнь, вечную юность, абсолютную красоту, душевный покой, цель, идеал - и ты бросил все это за сомнительную радость животного существования...
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу