Елена Клещенко - Прекрасная Дева Орков

Наконец Рамион примирился с прихотью хозяина, встал смирно и только косил глазом. Нарендил подозвал Хаштах.

– Подойди, не бойся – Рамион согласен тебя везти. Залезешь сюда? – он похлопал ладонью перед седлом.

Хаштах тут же ухватилась за луку и подпрыгнула, оттолкнувшись здоровой ногой. Нарендил и помочь ей не успел, как она уже лежала поперек холки.

– О, да ты молодец. Теперь садись, – он подставил ей под ступню ладонь стремечком, но она удивленно глянула на него, изогнув шею.

– Куда садиться?

– Ты когда-нибудь ездила на лошади?

Удивление перешло в оскорбленную гордость:

– Много раз ездила! Ты привязывай крепче!

Значит, так подобает леди орков ездить верхом – притороченной к седлу, словно мешок.

– Ну нет, это не годится, – сказал он вслух. – Ты садись, как я сяду, только впереди, поняла?

– Я сяду как воин? – с восторгом спросила орка.

– Как воин, – улыбнувшись, подтвердил эльф. – Вот так.

– Высоко получилось… – Хаштах вцепилась в гриву. Рамион встревоженно затоптался и задергал кожей. – Ты меня все равно привяжи.

– Обязательно привяжу. А ты не ерзай, сиди спокойно.

Он вскочил в седло и тронул поводья. Рамион пошел шагом, цокот копыт подхватило эхо. Достигнув места, где ручей сворачивал в ущелье, Нарендил пустил коня рысью. До рассвета было еще далеко, но звездная ночь не темна для эльфийских (и орочьих) глаз. Рамион, хоть его и тревожила непривычная ноша, повиновался каждому движению хозяина. Звериный гомон деревни остался позади, разбившись о скалы. Зато ясно раздавалось в ущелье пение эльфийского лагеря. Эльфы, которых Нарендилу не суждено было вновь увидеть, пели «Сказание о Феаноре» – то, что он любил более всех. Это было истинным прощанием. Он поискал глазами Звезду Эарендила – должно быть, стена ущелья скрывала ее.

Но вот оно перешло в широкую тропу, на которой могли бы разминуться два всадника. Тропа постепенно поворачивала на запад. Рамион ускорил бег, и его гриву поднял ветер. Орка посмотрела на Нарендила, запрокинув голову. Глаза ее светились.

– Можно, я визгну?

– Не надо, коня испугаешь. Лучше спой.

– Тоже испугаю, – подумав, ответила Хаштах.

– Тогда смотри вперед, – Нарендил показал рукой. – Это плывет корабль в небесных водах, и у того, кто правит им, – Сверкающий Камень…

Так началось путешествие эльфа и орки. Более месяца скакали они вдоль западных склонов Мглистых гор, из Эрегиона в земли Дунгара. Нарендил не пожелал ни возвращаться в Сумеречье, ни просить убежища в Дольне. Он выбрал путь на юго-запад. Быть может, его вела смутная тяга к Морю – горные хребты рано или поздно вывели бы их на побережье. Быть может, они попросту искали тепла, следовали не за Звездой Эарендила, а за солнцем. Ночами бывало так холодно, что путники поневоле останавливались и разводили огонь.

На первом же привале, когда эльф и орка сидели у чахлого костерка, вдвоем завернувшись в подбитый мехом плащ, Нарендил принялся осторожно расспрашивать Хаштах о ее талисмане. Он не забывал о словах Тингрила. Орка охотно и даже весело призналась, что Белую Руку она украла в лагере уруков, в ночь, когда сбежала от сотника. Не у самого сотника, а у его дружка, «тоже падали», который спал рядом с ним:

– Он упился вина и тамошнего пива, – рассказ о давнишней удаче доставлял Хаштах удовольствие, глаза ее сверкали, – и не мог встать с места даже по нужде. Я подошла сзади и сняла цепочку у него с шеи, и смеялась. Ух и ревел он, и злился, что не может меня поймать. А когда проспался, пошел вместе с сотником в тот лагерь, за мной. Ну, и с ним было то же, что с тем, – копье воткнули в брюхо.

– И с тех пор ты носишь ее?

– Да, – сказала Хаштах и нежно провела пальцем по золотой сетке. – Я сперва думала ее обменять на хлеб или мясо, а потом пожалела. Даже нарочно цепочку завязала, чтобы не снималась.

– А почему ты так решила? – спросил Нарендил. – Или тебе не хотелось есть?

В ушах у него звучал голос Тингрила: «Вспомни, кого Проклятое Племя называет Белой Рукой!.. Она может и не ведать, в чем сила талисмана… Она может и не ведать…»

– Еще как хотелось! – с сердцем воскликнула орка. – Только… еда, ее съешь – и все, ищи новую. А если я Белую Руку отдам, у меня такой штуки уж больше не будет. Она такая… Ну, как ты говоришь – она меня любит.

Вот поэтому Нарендил не посмел просить ее снять украшение. Будь это в самом деле приворотный талисман Курунира, или просто единственная красивая вещь, какой обладала орка, не знавшая самого слова «красота», – ясно, что Хаштах его возненавидит. Он положил себе не думать об этом до поры, избегал даже задерживать взгляд на Белой Руке. Если здесь и вправду были чары (во что он, вопреки предостережениям, не верил всерьез: не сауронову слуге принадлежала такая рука), они оказались слишком искусны и сильны, чтобы бороться с ними.