Год дракона (СИ)

– Максик рассказал мне про эллогов, – продолжал Вовка. – Давненько о них не было ничего слышно. Но ты, я смотрю, на всех фронтах успеваешь: пришельцев заколбасил, по пути подружку завел.

Если бы не моя болезнь, я бы покраснел как помидор, но я лишь закатил глаза.

– Да ладно, ничего страшного, – Вовка легонько похлопал меня по груди. – Она симпатичная, хозяйственная. Помогает нам… И человек хороший. Жаль, что ей уже никогда не оправиться от увиденного. Такие раны не заживают, впрочем, как и твоя.

Мне хотелось узнать, что там с моей раной и насколько плохи или хороши мои дела, но говорить я не мог. Я закрыл глаза всего на полминуты, но неожиданно для себя уснул. Не провалился в темноту, а именно уснул и даже видел какой-то сон. Когда я снова открыл глаза, дневной свет показался мне не таким ярким. Я подождал, пока глаза к нему привыкнут, и осмотрелся. В кресле возле окна сидел Кот и листал мой блокнот, в котором я записывал рецепты произведенных мною отваров и настоев. Заметив, что я проснулся, Кот тут же переместился ко мне на кровать.

– Хорошо поспал, – с улыбкой констатировал он. – Как себя чувствуешь?

– Хреново, – просипел я.

– Это от наркоза. Ты хоть и был в отключке, но я не хотел резать тебя без анестезии.

– Резать?

– Я сам не в восторге от такого сценария, но иначе ты бы погиб. Нож пробил кишечник в двух местах, у тебя было сильное внутреннее кровотечение. Еще немного – и начался бы перитонит, – Кот опустил глаза. – В экстренной хирургии тебя бы спасли, но у нас каждая секунда была на счету, поэтому я… удалил часть кишечника…

– Что?..

– Жень, прости, но в данной ситуации это был единственный выход.

Я закрыл глаза. Наверное, я должен был радоваться, что остался жив, но мне до слез было жалко свой кишечник. Хоть я никогда в жизни не видел его, все равно он был дорог мне, как рука или ухо. Он был частью меня – и вот его нет.

– Я понимаю: это сложно пережить, но ты жив – и это главное. Скоро боли от рубцов пройдут, и ты сможешь запускать воронку.

– Спасибо, – выдохнул я. – Ты спас меня…

– Я сделал это с корыстной целью, – улыбнулся Кот. – Когда ты восстановишься, ты излечишь меня.

Я вопросительно уставился на него, и вместо ответа близнец поднял левую руку.

– Помнишь то прикосновение, когда мы приезжали к вам в августе? С той поры я несколько раз делал этой рукой вещи, которые доселе были мне недоступны. Но это всегда происходило в моменты, когда я не контролировал свои движения – делал что-то на автомате или повинуясь импульсу. Я понял, что сознание блокирует подвижность руки, и стал работать в этом направлении. Видишь – я достиг больших результатов. Беша, правда, еще не доверяет мне водить машину, но я делаю это без его ведома. Думаю, через пару месяцев я начну тренировки с оружием.

Мне было радостно слышать, что у Кота такие положительные перемены со здоровьем.

– Так что я жду твоего выздоровления, чтобы ты исцелил мою ногу. И тогда я буду в вечном долгу перед тобой.

– Я столько не проживу…

– Прослежу, чтобы прожил, – Кот поднялся. – Пойду схожу за твоим лекарством. И кстати… я дочитаю, не возражаешь?

Он потряс моим блокнотом. Я, конечно, возражал, но все равно отрицательно мотнул головой.

– Мне нравится твой подход к экспериментам. До некоторых вещей я не додумался, хотя они лежат на поверхности. Потом обсудим.

Кот вышел из комнаты, а мне стало тревожно: не нашел ли он дневник Вовки? Мне бы очень не хотелось, чтобы туда заглядывал кто-то кроме нас троих.

В тот день у меня побывало много посетителей. Самым частым был, конечно, Кот. Он взвалил на себя функцию не только моего лечащего врача, но и медбрата, и сиделки и проводил со мной много времени. Вовка тоже заглядывал часто и всякий раз намеревался побыть со мной подольше, но Кот выгонял его, мотивируя это тем, что мне нельзя переутомляться. Несколько раз заходил Беша. От него веяло бодростью и оптимизмом, которым я невольно заражался. Мне хотелось, чтобы он, такой пыхающий энергией, задержался хотя бы на полчаса, но эта энергия не позволяла близнецу засиживаться, и через пять минут он покидал меня. Дважды ко мне заглянула Настя. Умытой и причесанной я не сразу ее узнал. Оказалось, что у нее густые пепельно-русые волосы. Когда-то у Насти была модельная стрижка – одна из тех, что очень нравились мне у девчонок: каре, короткое на затылке и удлиняющееся спереди. Такие стрижки носят романтические особы, которые пишут грустные стихи и запоем читают романы. Настя, конечно, не очень-то подходила под такой образ, но стрижка ей определенно шла, хоть за несколько месяцев волосы отросли, и шапочка на затылке потеряла былую форму.