Тук-тук-тук…
Одолжи мне свои крылья, птица. Я раскину их широко-широко, и меня унесёт восходящий поток.
Он заснул.
Браун разбудил его через час. Было темно. Единственный проблеск света — тускло-вишнёвое мерцание угольков в очаге.
— Твой мул приказал долго жить, — сказал Браун. — Прими мои соболезнования. Ужин готов.
— Как?
Браун пожал плечами.
— Поджарен и сварен, а как иначе? Очень разборчивый, да?
— Нет, я про мула.
— Просто лёг и не встал. Видно же, старый был мул. — Он помолчал и добавил, как бы извиняясь: — Золтан склевал глаза.
— Ага. — Этого следовало ожидать. — Ну да ладно.
Когда они уселись у одеяла, что служило здесь вместо стола, Браун ещё раз изумил стрелка, испросив краткого благословения: дождя, здоровья и просветления душе.
— А ты веришь в загробную жизнь? — спросил стрелок, когда Браун выложил ему на тарелку три дымящихся кукурузных початка.
Браун кивнул.
— Сдаётся мне, это она и есть.
Бобы были как пули, кукуруза — не мягче. Снаружи выл ветер, обдувая покатую крышу, свисающую до земли. Стрелок ел быстро и жадно, запивая еду водой. Он выпил целых четыре чашки. Он ещё не доел, как вдруг раздался стук в дверь, словно кто-то строчил из пулемёта. Браун встал и впустил Золтана. Ворон перелетел через комнату и угрюмо устроился в уголке.
— Нет музыкальней еды, — буркнул он.
— Слушай, а ты не думал его съесть? — спросил стрелок.
Поселенец рассмеялся.
— Животные, умеющие говорить… их не едят, — сказал он. — Птицы, ушастики-путаники, бобы-человеки. У них мясо жёсткое.
После ужина стрелок предложил Брауну свой табак.
«Сейчас, — подумал стрелок. — Сейчас будут вопросы».
Но Браун не задавал никаких вопросов. Он молча курил табак, выращенный в Гарлане долгие годы назад, и смотрел на догорающие угольки. В хижине стало заметно прохладнее.
— И не введи нас во искушение, — выдал Золтан. Неожиданно, как откровение.
Стрелок вздрогнул, как будто в него кто-то выстрелил. У него вдруг возникла уверенность, что всё это иллюзия, наваждение. Что человек в чёрном наслал на него свои чары и пытается что-то ему сказать. Посредством таких идиотских и бестолковых символов.
— Знаешь такой городок, Талл? — спросил он.
Браун кивнул.
— Заходил на пути сюда. И потом ещё один раз, чтобы продать кукурузу и хлопнуть виски. В тот год тут был дождь. Минут пятнадцать, наверное, лил. Земля, веришь ли, словно раскрылась и поглотила всю воду. И уже через час снова стала сухой и белой. Как всегда. Но кукуруза… Боже мой, кукуруза! Было видно, как она растёт. Но это ещё ничего. Её было слышно, будто дождь дал ей голос. Хотя и безрадостный голос. Она как будто вздыхала и стонала, выбираясь из-под земли. — Он помолчал. — Зато уродилась на славу. Мне даже вроде как лишку было. Так что я взял и продал её. Папаша Док предлагал, давай, мол, я продам, чего тебе-то таскаться. Но он бы меня обжулил. Вот я сам и пошёл.
— Тебе там не понравилось?
— Нет.
— А меня там едва не убили, — сказал стрелок.
— Как так?
— Я убил человека, которого коснулась десница Божия. Только это был не Бог. А тот человек, с кроликом в рукаве. Человек в чёрном.
— Он это специально подстроил. Заманил тебя в ловушку.
— Твоя правда, за правду — спасибо.
Они смотрели друг другу в глаза, сквозь полумрак. В этом застывшем мгновении чувствовалась некая безысходная завершённость.
« Сейчас будут вопросы».
Но Браун по-прежнему не задавал никаких вопросов. Он мусолил свою самокрутку, пока от неё не остался дымящийся чинарик, но когда стрелок похлопал по кисету, предлагая ещё, Браун только мотнул головой.
Золтан встрепенулся, собрался было высказаться, но смолчал.
— А можно, я расскажу? — спросил стрелок. — Вообще-то я не особенно разговорчивый, но…
— Иногда надо выговориться. Ты рассказывай, а я буду слушать.
Стрелок попытался подобрать слова, чтобы начать рассказ, но не сумел ничего придумать.
— Мне надо отлить, — сказал он.
Браун кивнул.
— В кукурузу, ага?
— Ясное дело.
Он поднялся по лестнице и вышел в ночь. В небе мерцали звёзды. Ветер бился, как пульс. Моча дрожащей струёй пролилась на иссохшее кукурузное поле. Это он, человек в чёрном, заманил его сюда. Может быть, Браун и есть человек в чёрном. Может быть…
Он отогнал от себя эти мысли, тревожные и бесполезные. Он может справиться с чем угодно, кроме одного: собственного безумия. Он вернулся обратно в хижину.
Читать дальше