— Ну как можно было испугаться такого чудесного взгляда? К тому же, ты так ухаживал… — герцогиня поцеловала мужа.
— Да уж, вломился в ваш сад, распугав всех соловьев, обнес чей-то розарий… И украл тебя, когда получил от ворот поворот, — хохотнул тот, подхватывая ее на руки. Если бы это видел Кристиан, он не сомневался бы, откуда у его жениха эти замашки. Точно такие же жесты, такая же буйная грива, лишь слегка сдерживаемая лентой на затылке, та же ленивая грация, словно у сытого хищника.
— Я и говорю — за мной еще никто так не ухаживал, мой любимый лесной вепрь, — герцогиня обожала поддразнивать мужа, сравнивая его грацию с кабаньей.
— Да уж, от малефис нам не досталось тонкого стана и лилейных рук, — герцог плюнул на письмо. В конце концов, еще есть немного времени, да и отправить его он решил не с нарочным и не дипломатической почтой, а почти запрещенными, и оттого оставшимися лишь в распоряжении королевских семейств «ауграфами» — созданными более двух веков назад османским гением Михеджари аппаратами, позволявшими связываться с помощью магии. Впрочем, сам Михеджари утверждал, что эта магия есть не что иное, как природная сила.
— Боюсь, я бы испугалась, если б за мной принялся ухаживать похожий на цветок юноша. Я б решила, что кто-то из Двуликих сошел с ума и решил менять одежду, не меняя женской ипостаси. А как же письмо? Куда ты меня понес…
Дон Альери молча донес ее до спальни, просторной, светлой и полной воздуха, льющегося через распахнутые по случаю теплого дня окнами от пола до потолка. Уложил на шелковое покрывало, как и в самом начале их семейной жизни, сначала рассматривая свое сокровище, свою «драгоценную донну», и лишь затем принимаясь лишать ее тело покровов дорогих тканей. Герцогиня, несмотря на возраст и роды, умудрилась сохранить девичью фигуру, очаровывая ей супруга раз за разом. А еще здесь, под ласковым солнцем, вся впитанная с молоком матери стеснительность, приличествующая леди Островов, испарилась. Элизабет обожала дразнить мужа, уворачиваясь от его рук, и вытягиваться на постели, выгибаться, победно улыбаясь. Она давно привыкла к тому, что он зовет ее на свой манер, к его грубоватым «солдатским» шуточкам, к его рукам. И не могла уже представить, что этого могло и не быть, ведь родители готовили ее совсем к иному замужеству. Уже была предварительная договоренность с графом Латтерли, который на тот момент был старше предполагаемой невесты на двадцать три года, одноглаз и угрюм. Но при всем том — неприлично богат. Правда, сама Элизабет называла его капиталы кровавыми — граф, как и его предки, не брезговал каперством.
Она не понимала, как ей тогда хватило мужества сбежать невесть куда, пускай и с братом короля, о чем она тогда и не догадывалась. Но позор, ведь позор же. И сестра, набожная леди Мэри, прислала только одно письмо, в котором писала, что младшую сестру видеть больше не желает, как и остальная семья. Даже странно, что сменила гнев на милость и согласилась передать титул племяннику. Впрочем, Элизабет Саматти, в девичестве Даркмайр, никогда не жалела о своем выборе. Ни разу. Ну, разве что, немного, когда мучилась родами что Нико, что дочерей. Отчасти потому старшая из близнецов и носила имя Долорес — «страдание».
Но сейчас, со смехом выскальзывая из рук супруга, герцогиня ни о чем плохом не думала. Ее все же поймали, подмяли с утробным рыком, но так трогательно-бережно, словно она бабочка, которую нужно было изловить, не помяв хрупкие крылышки. И принялись покрывать поцелуями с ног до головы. Элизабет вскоре раскинула руки в стороны, застонала, сгорая от жажды ощутить в себе супруга. Он был прекрасен и неутомим, и даже в свою первую ночь, первую брачную ночь она не боялась, что он причинит ей боль. Хотя любезная сестрица успела «просветить» ее по этому поводу. С ним ей никогда не было страшно. Может быть, поэтому она почти ничего и не почувствовала тогда, слишком уж отдалась этому огню, в котором пылали оба.
Результатом той ночи стал Доминико, ее любимый малыш, ее гордость и радость. Красавец, умница, ее Нико. Точнее, их сын, конечно же. Ох, неужели он скоро вернется? Она так соскучилась! Но все эти мысли промелькнули уже после того, как Элизабет сумела перевести дух после бурного оргазма.
— Я так соскучилась по Доминико. И так не хочу отпускать его обратно на Острова, — она прижалась к мужу. — Не верится, что он уже так вырос, что везет жениха знакомиться с нами.
— Но он вырос, mi caro, и нам придется его отпустить. Дьявол, ну почему у твоей сестрицы не было своих детей?!
Читать дальше