Вадим Вознесенский: Евангелие рукотворных богов

– Ну что там?

– Затих, не шевелится. Пару раз поднимался, похоже, правда человек, - доложил старший брат.

– Надо вытаскивать, прикрывайте, - старейшина взмахом руки отрядил двоих мужиков остаться наверху.

За стену вышли вчетвером - двое по сторонам, со взведенными самострелами, Слав и отец с факелами в центре. Каждый шаг отзывался звонким треском застывшего наста в морозном воздухе, нарушая безмолвие ледяной пустыни. Сопровождающие нервно водили арбалетами по сторонам - ночь и стужа обволакивали, несли ощущение опасности и безысходности.

– Не суетись, - вполголоса прикрикнул старейшина, - друг друга перебьете.

Расстояние, казавшееся с высоты частокола небольшим, на деле оказалось приличным. Постепенно в лежащей бесформенной куче стали проявляться черты распластанного человеческого тела. К нему из темноты вели взрыхленные борозды снега, щедро окропленные кристаллами замерзающей крови. Внезапно шкуры, прикрывающие несчастного зашевелились, тот резко дернулся, встал на колено и рывком поднялся, опираясь двумя руками на кривой посох-корягу, подобранный, вероятно, где-то на берегу. Спасатели отшатнулись - всем своим видом, суровым и обреченным, путник напоминал старуху Смерть, как её описывали в ночных рассказах при свете камина. Достаточно высокий и широкоплечий, он стоял, пошатываясь, явно стараясь не ступать на правую ногу. Длинная накидка из волчьих шкур делавшая фигуру еще более сгорбленной и зловещей была изодрана в клочья и беспорядочно свисала, беззвучно колышась в порывах ветра. В изрытом под ногами снегу отчетливо проступали следы крови, маслянистыми багровыми отблесками отливали в свете факелов остатки одежды и меховая оторочка унтов. Глубокая страшная рана с неровными рваными краями и свисающими ошметками кожи перечеркивала подбородок, щеку и уходила вверх в тень низко надвинутого широкого капюшона. Оттуда, словно из бездны, зловещими искрами полыхали глаза. Руки, держащие посох тоже были изодраны, обнажены и отливали синеватой белизной - отморожены. Незнакомец проклокотал что-то невнятное, попытался выпрямиться, расправить плечи, ветер еще раз пошевелил лохмотья, его повело и он рухнул навзничь не издав больше ни звука.

Все это заняло мгновенья, многократно растянувшиеся для присутствующих, но сухой скрип снега под упавшим телом вызвал уколы озноба даже у привыкших к лютому морозу охотников.

– Как тебя… - протянул Сивый, - берите, ребяты, потащили.

В избе, в неровном свете свечей удалось внимательнее осмотреть гостя. Вид его действительно был жуток. Само по себе сухое и изможденное, тело пришельца было изодрано местами до кости чьими-то острыми зубами.

– Под Стаю попал, не иначе, - присвистывали видавшие виды охотники, бережно отмачивая задубевшие и примерзшие к коже кровавые ошметки одежды. Правая часть лица, руки и ноги словно тупой бритвой располосовали мощные челюсти.

– От Стаи не уходят, - пробормотал Слав, отжимая окровавленную тряпку.

– А этот ушел, сам посмотри - эти раны ни с чем не спутаешь.

– Да ладно, все равно не жилец. Сюда глянь, а это не их работа - кость перекусить волколаку не по силам.

Правая нога распухла, голенище унта пришлось аккуратно разрезать - чуть ниже колена из посиневшей плоти белел осколок кости.

– Досталось охотнику.

– Да не похож на охотника, скорее воин. Броня вон, тесак знатный.

Грудь, живот, спина незнакомца практически не пострадали, действительно защищенные безумно дорогим доспехом из Прошлого. Мягкий, удобный и легкий он, тем не менее, способен был выдержать прямое попадание арбалетного болта. Огромный, в локоть длиной, нож был закреплен на груди в странных ножнах, рукоятью вниз.

– Воин, - подтвердил старейшина.

Он бережно снял с пострадавшего доспех, извлек и рассмотрел оружие. Остатки крови были видны и на нем, однако, в отличие от остального имущества, лезвие было тщательно вычищено. Впрочем, кроме одежды да ножа, иной поклажи у гостя и не было, видно, растерял в пути.

– Самого можно по частям собирать, а нож вытер, прежде чем убрать - воин, уважение к оружию имеет.

Словно возмущенный тем, что чужак прикоснулся к его снаряжению, странник повернул обезображенное лицо в сторону старосты и захрипел.

– Не бойся, ничего ему не станется. Ну, мужики, давайте шкуру зашивать, ты уж не серчай, родной, если где криво получится, - угрюмо пошутил старейшина.

Привычные к такому, охотники взялись за иголки и первые неровные стежки легли на тщательно промытые раны. Спасенный бредил, шептал что-то неразборчивое, но боль переносил спокойно, не дергался, не метался, не кричал, словом, не мешал работать. Будто в завершение всех его злоключений, вдобавок к многочисленным ранам, ушибам да к перелому на коже конечностей проступали белые пятна обморожения.