Светлана Цыпкина - Пунктир

Корпоративы корпоративами, но как раз в конце декабря у обеих контор подходил срок сдачи годовых отчетов, и все сотрудники были заняты по горло. И хотя ангел и демон легко могли выкроить несколько свободных часов, до зимы прошлого года ни разу не встречали Рождество вместе: все-таки для этого праздника они не были в достаточной степени близки. Понадобились огонь, вода и смертельный риск, чтобы каждый стал для другого не «в какой-то степени» и не «почти», а просто другом. К тому же единственным.

Очень, очень душевно получилось в прошлом году, вспоминал Азирафель, прогуливаясь по нарядным улицам. Уже сгустились сумерки, легкий туман делал свет бесчисленных фонариков мягче, капли воды искрились росой на хвое перевитых лентами гирлянд и венков. Было тепло, он даже расстегнул подбитое ватой коверкотовое пальто, которое носил вот уже семьдесят вторую зиму подряд.

За те века, что он прожил в этом городе, грязь улиц сменилась брусчаткой, затем асфальтом; сами улицы сделались несравнимо чище и светлее; нищета и роскошь пришли к компромиссу; наконец, уже не всегда можно было отличить мужчину от женщины, — но было и то, что за столетия не изменилось. Ожидание чуда, вера в прощение, надежда на лучшее. Ради этого ангел каждое Рождество долго бродил по городу, позволяя благодати вольно изливаться на все вокруг, и восхищался удивительным человеческим качеством: способностью радоваться так искренне и самозабвенно, как не умеют и бессмертные небожители.

В прошлом году традиционная прогулка была связана с некоторой заботой, правда, приятной: требовалось подобрать подарок для демона. Поначалу Азирафель собрался преподнести ему теплый шарф из нежнейшего пуха ангорского кролика, но вовремя вспомнил, что у Кроули эта деталь одежды уже имеется и он чрезвычайно ею гордится.

Да, то было творение неведомых Азирафелю, но несомненно искусных мастеров: цвета изжелта-ржавого с алыми разводами, на ощупь — колючая проволока, вместо бахромы — черный дым с искрами. На его изготовление пошла шерсть коз породы Sidorova`s, по утверждению Кроули, самая редкая во всех существующих мирах. Наконец, шарф мог менять узор своей вязки: в будние дни переплетенные пентаграммы, по праздникам — строки из Библии, Корана и Талмуда, выведенные задом наперед. Словом, белый ангорский кролик проигрывал вчистую.

К счастью, ангелу не пришлось долго ломать голову над подарком. Он как раз проходил мимо магазина компьютерной техники, когда увидел в витрине вещь прямо-таки созданную для его друга.

— Что это? — поинтересовался Кроули, вертя в руках пушистую розовую коробку в форме кошачьей лапы, с прямоугольным отверстием на боку.

— Домик для мыши. У тебя же есть компьютер…

— Ты хочешь сказать, коврика ей уже недостаточно?

— В домике тепло, — умилился Азирафель. — там, как это… а, батарея с ю-эс-би-разъемом, которую можно подключать… куда-нибудь. И заодно греть руку.

Сейчас Азирафель поравнялся с тем самым магазином. На витрине к знакомой розовой коробке прибавились голубая и зеленая. Мелькнула мысль приобрести вторую, для другой руки. Ангел весело фыркнул, представив помпезный мраморный стол, заставленный плюшевыми домиками для компьютерных мышек, и пошел дальше. В этом году подарок уже подготовлен и повторяться не стоит.

— Must die, must die, this Jesus must die!

От рева Каиафы вздрагивало пламя светильников и по каменным стенам метались причудливые тени. Едва ли такое входило в режиссерский замысел, но выглядело отлично. Вообще в этом году концерт, всегда предшествующий корпоративу, получился на редкость удачным: одно совместное выступление Баха и Моцарта чего стоило! Теперь вот другая классика — бессмертная рок-опера, разыгранная силами самодеятельного театра «Грешное-с-праведным». Каждый год они ставили что-нибудь тематическое, вроде «Последнего искушения Христа», «Жития Брайана» или «Ребенка Розмари». Премьеры неизменно имели оглушительный успех: великих талантов в геенне хватало на все роли.

Каиафа закончил арию. Огромный сумрачный зал, где, казалось, собралась вся преисподняя, разразился аплодисментами. Даже из ложи владыки, в которой восседали Самаэль и Вельзевул, донеслось несколько снисходительных хлопков.

Кроули охотно поучаствовал бы в овации, но приходилось сдерживаться: его кресло находилось сразу за троном владыки. Хуже того: оно заслоняло большую часть сцены. Хастур, привычный к тому, что с мест герцогов в ложе ничего не видно, уснул сразу после начала концерта; Кроули старался пристроиться так и сяк, но в конце концов просто встал. Обернувшемуся Самаэлю пояснил почтительным шепотом, что не смеет сидеть в присутствии повелителя.