Дмитрий Силлов - Закон Чернобыля [litres]

Я не знаю, сколько это продолжалось – мгновение, или вечность, – но внезапно туман, окутавший мою «Бритву», рассеялся – и я почувствовал вес ее рукояти. Это значило лишь одно: мой нож снова стал управляемым! Я рванул его на себя… и вытащил из груди человека уже не «Бритву».

Это был меч, иначе не скажешь.

Клинок удлинился как минимум вчетверо, гарда стала более развитой, прикрывая уже всю кисть, а не только пальцы, а на навершии рукояти появился серебряный набалдашник, представляющий собой звезду в крылатом круге, украшенную драгоценными камнями.

Но что странно – новые элементы казались какими-то на четверть прозрачными, что ли, ненастоящими, словно сотканными из плотного серебряного тумана. И в этом тумане отчетливо видна была лишь моя старая «Бритва», такая, какой я привык ее видеть. Да и по весу ничего не изменилось. Вроде тяжелый меч в руке держишь, а по ощущениям – все тот же нож…

Мужик в камуфляже от нереальной боли вновь выронил пистолет, закашлялся, зажимая ладонью рану в груди, из которой сочилась кровь. Немудрено, когда из тебя полметра металла только что вытащили.

По идее, камуфлированный уже должен был загнуться от такого. Но он не умирал. Он, продолжая кашлять, прикрывал рот второй рукой, но при этом смотрел на меня не отрываясь. Причем в глазах его было узнавание.

И вдруг внезапно меня озарило!

Да, я видел этого человека. Много лет назад, в гостиничном номере, где мерзкая тварь, которую я бы сегодня назвал мутантом, пыталась меня убить. Я пришел туда спасти от нее мою Машу, но едва не погиб сам. И тогда следователь Макаренко и вот этот самый мужик завершили то, что я не смог довести до конца в одиночку.

Я никогда не забуду, как пальцами выдрал глаз у той твари. Она отпустила меня, полузадушенного, ревя от боли, но больше я ничего не смог сделать. Стоял на дрожащих ногах, обессиленный, прислонившись к стенке, и понимал – сейчас у этой твари боль немного поутихнет, и она убьет меня одним ударом. До этого она играла с заведомо слабым противником, не сейчас время игр закончилось. И до меча, что валялся далеко, возле противоположной стены, не добежать. Потому что сил нет сделать даже один-единственный шаг, а уж драться – тем более.

И тогда в номер вошли они.

Двое.

Следователь Макаренко и вот этот незнакомый мне мужик, который в итоге и убил то чудовище моим мечом [6] Подробно об этих событиях можно прочитать в романе Дмитрий Силлова «Закон проклятого» литературной серии «СТАЛКЕР». Данный роман является первым в серии произведений о приключениях Снайпера. .

Все это я видел словно в тумане – уж больно хреново мне было тогда. И как я на негнущихся ногах выбрался из той гостиницы, тоже помнил смутно. Кажется, у меня хватило ума ввалиться в соседний номер, на счастье оказавшийся незапертым, и отдышаться там, заодно переждав, пока омоновцы перестанут орать в коридоре. В номере на кровати валялся постоялец в деловом костюме, от которого мощно разило перегаром и который так и не проснулся, когда я выскользнул из номера. Может, тот день и был началом моего Предназначения Меченосца, которым многие в Зоне объясняли мою личную удачу…

Меченосца…

Я обалдело перевел взгляд с мужика на меч в моей руке и обратно. Вот оно, значит, как. Правильно Меченый говорил, от Предназначения не скроешься. И если называешься ты Меченосцем, значит, рано или поздно придет к тебе твой Меч…

Или ты придешь к нему.

– Я видел тебя, – хрипло произнес мужик, прокашлявшись. – У меня профессиональный память. Ты тот парень из русский гостиница, где мы вместе убил…

– Я помню, – перебил я мужика. – И про тебя все знаю. Мне один парень, Виктор Савельев, рассказал. А ему – следователь Макаренко. Ты сержант Томпсон, верно?

– Лейтенант. Теперь.

Он снова закашлялся, сплюнул, на пол шмякнулся кровавый сгусток.

– Аптечку? – спросил я.

– Не надо, – лейтенант бросил на меня хмурый взгляд. – Я чувствовать, что я свободный здесь, внутри.

Он показал на свою грудь. И добавил.

– Рана затягиваться. Быстро. Я чувствовать.

Это было интересно. Обычно артефакты, что внедряются в тело человека, а после вылезают наружу, оставляют ужасные раны. Ну, может, за исключением «синей панацеи», когда она в хорошем расположении духа. Однако сейчас у меня были другие дела, более важные, чем исследование феноменальной регенерации американца.

– Зачем в меня стрелял? – хмуро поинтересовался я. Можно сказать, что у меня перед этим Томпсоном был очень старый Долг Жизни, иначе я б его прирезал, не задумываясь, за тот выстрел, от которого до сих пор зверски ныла рука.