Дмитрий Силлов - Закон Чернобыля [litres]

Но он не забыл про него.

И сейчас – напомнил…

Из груди полицейского торчал тонкий серебристый клинок, пробивший Дану насквозь, – Томпсон видел его окровавленный кончик, торчавший над огненной гривой роскошных волос.

Судя по расширившимся зрачкам, девушке было очень больно, но она нашла в себе силы улыбнуться.

– Значит, ты мутант, американец, – хрипло произнесла она. – А я и смотрю, больно уж ты круто трахаешься. Даже думала, убивать тебя… или только попугать? Где я еще такого кобеля найду…

Видно было, что слова даются ей все труднее и труднее, но она все же нашла в себе силы произнести:

– Запомни меня, Джек… Запомни, что я умерла красиво… Как настоящий сталкер… Хотя сейчас мне очень страшно…

Ее взгляд остановился. Она смотрела сквозь Томпсона, так, как умеют смотреть лишь только что умершие, глаза которых еще не успели подернуться пеленой вечности.

Джек осторожно поднял руку и положил ладонь девушке на глаза. Последнее, что может сделать живой для мертвого в этом проклятом месте, где не принято хоронить покойников, – это поделиться с уже остывшими веками толикой живого тепла для того, чтобы они смогли опуститься навеки.

А потом он услышал тихий скрежет. Тонкий клинок медленно вползал обратно в его тело, мерзко скрипя о ребра Даны…

Джеку не было больно, словно не в него сейчас пряталось метровое жало, убившее девушку. Похоже, сейчас оно в третий раз спасло ему жизнь, но благодарности он не чувствовал. Лишь омерзение от осознания того, что в нем живет неведомое существо, оберегающее его так же, как всадник бережет свою лошадь, на которой ездит. Главное, чтобы не начал за узду дергать и пришпоривать. Кстати, было бы неплохо выяснить, что этому проклятому амулету от него надо?

Он аккуратно снял с себя мертвое тело девушки, поднялся, вытер с груди еще теплую кровь, оделся. Потом нашел в себе силы взглянуть на труп.

Лицо Даны было спокойным. Казалось, она не умерла, а лишь уснула.

Джек отвел взгляд. Тяжело это – смотреть в лица тех, кого ты убил, пусть даже не своими руками. Так и кажется, что они сейчас откроют глаза, в которых застыл немой вопрос: «За что?» И ты по-любому не будешь знать, что на него ответить, даже если было за что…

Томпсон вздохнул и накрыл обнаженное тело девушки ее же одеждой. Если бы не жажда наживы, Дана могла быть сейчас живой. Просто монстр, поселившийся в его теле, очень остро реагирует на любую опасность. Зачем-то он очень нужен этой звезде в круге…

Джек бросил взгляд на кейс с наверняка дорогими артефактами, затем на открытый чемодан с деньгами. Для кого-то вот она, сбывшаяся мечта. Протяни руку, возьми, а потом просто найди способ выбраться из Зоны. И все. И жизнь станет другой – яркой, насыщенной, радостной…

Не станет.

Идиоты те, кто так думает.

Томпсон за годы службы в полиции узнал это совершенно точно. Редко кому удается справиться с неожиданно свалившимся богатством. Большинство, быстро пресытившись нехитрым набором доступных удовольствий, спивается или становится наркоманами. Другие начинают тратить легкие деньги направо-налево, быстро их просаживают и становятся еще беднее, чем были. Третьих находят те, кому эти деньги принадлежали ранее, – либо находятся те, кто хорошо умеет прибирать к рукам чужое богатство, и в обоих случаях ничем хорошим это не заканчивается. Конечно, наверняка есть умники, которые в подобных случаях сумели сохранить и приумножить свое состояние, но Томпсон о них не слышал.

Но все же было оно, искушение взять то, что Дана называла «хабаром», – от самого себя правду не скроешь. Но, во-первых, у Джека была миссия, на которую он сам себя завербовал, и что бы ни говорили ему, и что бы ни нашептывали собственные сомнения, он пройдет ее до конца, и лишь увиденный собственными глазами труп Захарова убедит его, что все кончено и более надеяться не на что.

И, во-вторых, он давал клятву полицейского служить и защищать, но никак не воровать чужое. Пусть это было в другой стране и на другом континенте. Полицейский – это не профессия и не призвание. Это состояние души, личный моральный кодекс, который раз нарушил – и все. Ты уже не слуга закона, а преступник, которому место в тюрьме или на электрическом стуле.

Наверняка многие люди посмеялись бы над такими высокопарными мыслями и столь категоричной жизненной позицией. Но не Томпсон. Он всю жизнь боролся с теми, кто ворует чужое. И Джек точно знал: если украсть один раз, то потом до гробовой доски придется бороться – только теперь уже с самим собой.