Николай Инодин - По горячему следу [СИ]

— Вот скажи, почему ты все доспехи раздал? — Сегодня на вечерние посиделки у Шишагова остался Дзеян, он не без некоторого сожаления осматривает стены Роминого жилья — с них исчезла большая часть трофеев. Щиты и копья скандов прибрала дружина, шлемы и кинжалы раскупили жадные до металла поморяне, доспехами Рома награждал особо отличившихся ополченцев.

— Не все. Мой и те, что парни таскают, остались.

— Всё шутки шутишь. Знаешь ведь, о чём спрашиваю! — обижается кузнец.

— Раздарил, конечно. Было бы у меня две сотни панцирей — раздал бы все. А так — полтора десятка привыкнут к доспеху, может быть, на них глядя, остальные тоже захотят. Хотя вряд ли, — покачал головой Шишагов, — за такую науку обычно кровью платить приходится. Без этого не доходит, предки ваши так не делали, значит и вам не надо.

— Да зачем такая тяжесть нужна? — удивляется кузнец — Пользы от неё почти нет, а биться мешает. Я такую защиту и копьём, и секирой с одного удара пробью.

Роман ухмыляется:

— Я, Дзеян, с одного удара пробью копьём твой щит, и тебя вместе с ним, зачем тебе таскать тяжёлый щит? Не бери, врагу не нужно будет лишний раз напрягаться.

— Так это ты, — упрямится кузнец, — Больше никто так не сможет.

— Где нашёлся один умелец, там может найтись и другой. Акчей года через два сможет, если не перестанет тренироваться. Не это важно — прямой удар и моя кольчуга не выдержит, так я не дам себя прямо бить. А от скольких порезов и мелких ран она меня уже прикрыла?

Дзеян хитро щурится:

— Скажите, пожалуйста, спасся он так! Можно подумать, у тебя в бою кровь из порезов течёт!

— Где у меня не течёт — у ополченца льётся.

Тут до Шишагова доходит, что именно сказал кузнец.

— А ты откуда знаешь?

— Как же, в наших краях оборотней никто до тебя не видел. Один ты такой? Хватает и у нас. Только наши, зверея, теряют голову, потому и не живут с людьми, идут в лес. Не знал разве?

— От тебя первого слышу. Нет, Кава детям что-то такое рассказывала, так ведь это сказки…

— Кава не просто сказки сказывает, больше былички говорит. А ты, значит, не поверил. Зря. Она, конечно, мастерица языком кружева плести, но врать не обучена.

Роман решает свернуть со скользкой темы — потом разберёмся со сказками, не спеша.

— Ты про доспех слушай. В панцире, хоть и кожаном, шальная далёкая стрела даже со стальным наконечником не убьёт и не ранит, доспех ослабит любую атаку. Чтобы его пробить, нужно особое умение, или сильный удар, а он всегда медленнее простого — отряд в броне дольше живёт в бою, чем те, кто выходит на рать в одних рубахах. Была бы возможность, я бы обрядил в панцири всех вильцев, да не в кожаные — стальные. Нравится мне ваше племя, обидно будет, если такие люди погибать станут.

— Где это ты столько стали возьмёшь, хотел бы я знать, — буркнул кузнец.

К концу второго месяца занятий Роман больше смотрит, чем показывает — ополчение работает само, под командой своих старшин, вязи соревнуются в выучке с соседями. Стараются. Роман пообещал отдать победителю негласного соревнования свой щит, судить спор ополченцев взялись дружинники.

— Смотреть на них забавно, — сказал как-то Роману Лукан. — Но ведь достань любого из этой кучи, как был мужик с топором, так и остался. Сильно ли им поможет твоя наука, доведись сойтись с настоящим врагом?

— Может статься, увидим ещё. Хотя лучше бы не видать.

— Чего так? Зачем учил тогда?

Роман вздыхает:

— Не люблю войну. Поэтому и учил.

— А-а… тогда понятно, — на всякий случай решает согласиться дружинник.

Дождаться окончания "партизанских сборов" Роману не довелось. Он как раз осматривал длинный бронзовый винт, искал дефекты литья, когда в кузницу протиснулся Савастей. Шишагов, перед тем, как поздороваться со жрецом, вытер руки ветошью, положил отливку на стеллаж рядом с деревянным шаблоном. Савастей ответил на приветствие, внимательно рассмотрел два одинаковых с виду винта — липовый и бронзовый.

Щёлкнул языком, выражая восхищение, и повернулся к хозяину.

— Будь добр, как сегодняшние дела закончишь, зайди ко мне, разговор есть.

Световой день сильно увеличился за последний месяц, но когда Шишагов добрёл до землянки Савастея, темень стояла — хоть глаз выколи. Впрочем, Роман давно не обращал на это внимания. Подошёл ко входу, отряхнул от снега торбаза, не оборачиваясь, спросил темноту у священного камня:

— Тебя, Крумкач, тоже Савастей позвал?