Андрей Стригин - Кирилл Обломов и его невероятные миры

— Гм, убила. Нет, Кирюша, попугала лишь, жива она, опять где-то ходит поблизости, я чувствую её. … Какой-то запах в избе ощущаю, словно не мылся кто-то почти с неделю… непонятное это существо, не из нашего мира, — Баба-Яга подпёрла костлявыми пальцами дряблую щёку. — Зови их, не бойся, я не причиню им вреда. Что я, изверг, какой? Не дело детям у трясины находиться.

— Мы не дети, мы уже пятый класс закончили, — почему-то возмутился я.

— Это наверно, круто, закончить пятый класс? — усмехается старуха.

— Даже представить себе это не можете, — соглашаюсь с ней я.

— Они голодные, промокли, ещё простудятся. Зови их! — решительно требует Баба-Яга.

— Вы их точно не съедите? — с подозрением глянул в её честное лицо.

— Я что, людоед? Зови!

— Ну да, конечно, — хмыкаю я, вспоминая ограду из человеческих костей.

— А, это, — понимает мои мысли старуха, — из ваших маленьких косточек ограду не поправишь. Зови своих друзей, я вреда им не сделаю.

— Кирилл, а я ей верю, — говорит пустота из угла.

Баба-Яга подпрыгивает от неожиданности, переворачивает чайник с кипятком.

— Васька, куда ты запропастился, у нас невидимка! — истошно голосит она.

Кот выпрыгивает из приоткрытой двери и ощетинивается, впуская железные когти.

— Это Юра! — в испуге кричу я, замечая, что кот приготовился к смертельному прыжку.

Баба-Яга бесцеремонно ловит его за шиворот:

— Погодь, Василий, не газуй. Дай мне самой разобраться.

— Шапку сними, — говоря я.

— Что? — звучит из пустоты растерянный голос.

— Шапку сними!

— А-а, я сейчас, — в углу словно материализуется фигура долговязого мальчика, смущённо теребящего шапку-невидимку.

— И долго ты тут стоишь? — сдвинула лохматые брови Баба-Яга.

— Недавно, как только кот вышел из избы, я тихонечко зашёл.

— Рисковый ты мальчик. И что, у вас все такие? — подпёрла руки в бока старуха.

— Он у нас самый спокойный, — вмешиваюсь я.

— Прямо беда. Если он самый спокойный, то, какие ж другие? Во, детки пошли, даже меня из равновесия вывели. Напугали добрую старушку, — шамкает она.

— Простите, бабушка, — Юра в порыве прижимает к груди шапку-невидимку.

— Ладно, уж, сама была молодой, лет шестьсот назад, — смягчается Баба-Яга. — Что стоишь как бычок у водопоя, беги за своими друзьями!

— Я мигом, бабушка, — едва не сбив оторопевшего от такой прыти кота, Юра спешит во двор.

— Заладил — бабушка, бабушка, — усмехается она в седые брови и отворяет маленькое окно, что бы проветрить. — Русским духом едко пахнет, — объясняет своё действие она, — пойду баньку истоплю, да с банником и обдерихой попробую договориться, чтоб не свирепствовали. Опять после двенадцати мытьё намечается.

— Можно я сам схожу? — видя, как с трудом ковыляет Баба-Яга, — предлагая я.

— Как это ты? — удивляется она. — Что, подружиться успел? — догадывается она.

— Они хорошие, — своим откровением я вызываю у Бабы-Яги кашель.

— Хорошие? Да ты хоть знаешь, какие они бывают в гневе? Вот какую историю тебе расскажу. Как-то раз муж с женой засиделись в гостях, а когда пришли домой, в баню засобиралась. На часы забыли посмотреть, а уже пробило двенадцать ночи. Банник и обдериха не любят когда в это время кто-то приходит. Мужчина первый пошёл париться, а его жена замешкалась во дворе, бельё с верёвок снимала, затем сунулась в баню, а дверь закрыта, стала настойчиво стучать и вдруг слышит незнакомый старушечий голос: «Это ты что ли муженёк? Погодь ещё чуток, я его ещё только обдираю, последний лоскуток кожи остался!»

Женщина едва в обморок не упала, но смогла добежать до соседей. Когда народ в баню зашёл, то увидели жуткую картину. Мужчина был начисто лишён кожи, и наполовину засунут за печку, да так, что голова сплюснулась. Вот так женщина стала вдовой, — Баба-Яга деланно вздыхает.

— Это не про наших история, — уверенно говорю я, но озноб пробежал по спине. — Вот, что бабушка, дайте мне чёрного хлеба с солью … а лучше оладий с мёдом.

— Оладий с мёдом? — поперхнулась Баба-Яга. — А что, они это едят?

— Так это ведь вкуснее чёрного хлеба и дохлой курицы.

— Ну, не знаю, не знаю, — жуёт она губы, — возьми, конечно, мне не жалко. Мне самой интересно как они воспримут новое угощение.

Я накладываю на поднос ещё горячих оладышек и ставлю целую миску с мёдом.

— Ну, ну, — провожает меня насмешливым взглядом Баба-Яга.

Стучусь в дверь бани.

— Кого ещё несёт! — раздаётся грозный голос банника.

— Это я, Кирилл, — неожиданно у меня дрогнул голос, как некстати вспомнил рассказ Бабы-Яги.