— Ладно, мне пора. Разбужу Ива, а то у него голова разболится от заклинания. Барон все же маг, может догадаться о моих черных штучках. Не люблю лишние вопросы.
— Погоди! — дракон снял очки, и в его зеленых глазах родилось сожаление.
— Что случилось! — перепуганный Драго метнулся к зеркалу.
— Чивори… Хизу… Его поймали.
— Вот критин! Как не вовремя! — Драго схватился за голову.
— Пока рано переживать. Он молчит, вернее тебя он не сдал.
— Точно?
— Да. Прогнал малореальную чепуху про возвращение Касандера. Сам понимаешь, никто в здравом уме ему не поверит. Любой маг знает, что с того света не возвращаются.
Драго засмеялся.
— Угу, твоего зловещего смеха как раз и не хватало, — иронично подметил дух.
— Провидец Року мне весьма нужен. Он подрывает основы власти дома Биа-Хатерии.
— Как заноса в заднице всей семье, — подмигнул дракон, — Но не сходи с ума, верный слуга Хизу уже выкинул на черный рынок очередное произведение из серии «Пророчеств».
— Хорошо.
— Только стиль другой совсем.
— А это неважно. Люди проглотят. Пусть, поймут, что автор поменялся, но идеи-то живы и все так же подливают масло в огонь.
— Хитрец, даже боюсь тебя, — дракон в шутку скорчил испуганную морду.
— Боится сейчас одна гадина, — злая улыбка родилась на губах Драго, — Любимая сестра Ева уже должна нервничать. Она умная девочка, прекрасно понимает, к чему это все ведет.
— А она не догадается? Не поймет? Ведь, когда ты выдвинешься из тени на центр шахматной доски, твоя фигура станет основной, и ты окажешься уязвимым.
— Пусть догадается, в сестре я не сомневаюсь. Но кто ей поверит? Тау уж точно останется скептичен. Я-то хорошо их знаю, и просчитываю поступки королевской парочки.
— Как знаешь…
— Не переживай за меня. Когда все раскроется, я буду готов нанести удар.
Неожиданно за спиной простонал Ив.
— Все! Мне пора, — заторопился Драго. Он кинулся к спящему барону и принялся шептать заклинание, снимающее «гири сна».
— Ты так бьешься… — прошептал со свистом дракон, — Мне жаль тебя, Касандер.
Зеркало блеснуло зеленью, и дракон испарился, оставляя комнате единоличные права госпожи в зеркальной глади.
3
Дитрих находился в окружении пожилых служанок. Архатейки бесконечно долго и суетливо помогали ему выбрать наряд на бал. Принц не захотел облачаться в доспехи эфийца и, рискуя вызвать гнев отца, сам попросил подобрать ему что-нибудь из традиционных костюмов южан.
Его немного сердила несправедливость, с которой относится к нему отец, да иц мать никогда не защищала сына. И Дитриха задевало ее пассивное участие в семейной жизни. Пахло лицемерием, особенно учитывая то, что после выяснений отношений с отцом, Ева проводила часы в увещевании его, Дитриха, и обсуждении неправильного поведения Тау.
«Если она считает, что отец неправ в отношении меня, почему бы ему прямо не сказать это в лицо?» — подумал про себя Дитрих, — «Неужели не ясно, что иногда компромисс невозможен? Неужели я ей совсем не дорог?».
От нахлынувшей тоски Дитрих дернулся и портниха, примеряющая на него выкройку, нечаянно уколола принца иглой.
— Ой, простите, Ваше Величество! — женщина испуганно прикрыла рот рукой.
— Да все нормально, — Дитрих потер атакованный локоть, — Я сам виноват. Мне трудно долго стоять на одном месте.
— О, я Вас понимаю, — у портнихи как гора с плеч упала, — Только ваша матушка может терпеливо ждать. Она сама кротость.
— Угу, — протянул Дитрих, морща лоб.
— А вы так не думаете? — женщина продолжала развивать тему, попутно прилаживая ткань к фигуре принца. Вообще, Дитрих прекрасно понимал, что словоохотливость национальная черта архатейцев, и только стоит неосторожно ляпнуть лишнего, как любой смуглянин быстро уцепится за слово и разовьет в целый роман. Поэтому Дитрих предпочел не отвечать на вопрос.
— Знаете, я восхищаюсь вашей матушкой, — не унималась портниха, — Она такая добрая, вот с утра снова принимает страждущих, больных, калек, сирот, бедняков. Наверное, у нее огромное сердце раз на всех хватает.
— Ну, да, — не выдержал принц, — На посторонних только и хватает. Ведь так просто час в день уделить незнакомым людям, улыбаться им, за руку подержать. И все, ты уже святой. У моей матери болезненное пристрастие к славе ангела доброты. Она же просто обожает любовь народа, его почтение и преклонение. А это чистой воды актерство и лицемерие, она помогает не ради блага других, а ради собственного тщеславия.
Читать дальше