Сьюзен Пфеффер - Жизнь, какой мы ее знали [litres]

Вернувшись в кухню, я обновила мокрое полотенце и снова выползла на веранду. Дыма стало поменьше, но, стоило открыть дверцу печки, он снова повалил.

Я вырвала несколько страниц из учебника. Трясущейся рукой чиркнула спичкой и положила горящую бумагу в печь. Дым стал гуще, и мне казалось, что я не выдержу. Засунув внутрь как можно больше бумаги и убедившись, что пламя будет гореть хотя бы минуту, я позволила себе подойти к задней двери и подышать нормальным воздухом. Потом вернулась, выдрала еще несколько страниц и бросила их в огонь.

Не знаю, как долго это продолжалось, но в итоге я сожгла полтора учебника. Если школа захочет их вернуть, придется подать на меня в суд.

В конце концов печка прекратила дымить. Разодрав еще часть учебника, я сунула бумагу в топку и добавила хвороста. Когда пламя как следует разгорелось, положила пару поленьев, и все заработало как надо.

На печку я водрузила кастрюлю со снегом, чтобы хоть немного увлажнить воздух в помещении. Подождала еще где-то полчаса, закрыла окно. Еще полчаса сидела рядом с печкой, следила, чтобы пламя было чистым, а потом закрыла дверцу.

Больше всего на свете мне хотелось свернуться на кухонном полу и заснуть. Но оставить печь без присмотра я не осмелилась. Так что осталась бодрствовать на веранде, лишь изредка выходя в кухню проверить, как там мама, Мэтт и Джонни.

Окно без фанеры выходит на восток. Вижу, как светлеет небо, – наверное, рассвет. Сейчас уже точно не тринадцатое января.

Пока оставлю всех на кухне. Дам им аспирин, надеюсь, будут спать. Чтобы прогреть дом с минус восемнадцати до плюс восемнадцати, понадобился не один час – пусть наслаждаются. К тому же вся веранда провоняла гарью, мне бы надо открыть настежь окно и дверь и все проветрить. Нам и так спать на прокопченных матрасах много месяцев.

Потому что если уж это нас не доконало, то ничто не доконает. Сегодня четырнадцатое января, я наблюдаю утреннюю зарю, и мы все выживем.

14 января

Мы все еще живы.

Мне страшно оставлять всех на кухне и страшно переселять обратно. Страшнее всего, что Мэтт, похоже, совсем без сил и не сможет помочь с переездом.

Буду просто надеяться, что солярки хватит еще на одну ночь.

Я вся провоняла копотью, и дышать больно.

15 января

Дав маме утренний аспирин, я наклонилась и поцеловала ее в лоб. И тут, как в «Спящей красавице», она открыла глаза, пристально посмотрела прямо на меня и произнесла:

– Нет, пока ты не закончишь домашку.

Я расхохоталась.

– Не смейся надо мной, юная леди.

– Да, мэм, – ответила я, изо всех сил сдерживая смех.

– Очень хорошо. Теперь приготовлю ужин, – сказала она и попыталась приподняться.

– Не надо. Я не голодная.

– Чепуха, – ответила она и тут же провалилась обратно в сон.

Дышала мама ровно, и было очевидно, что температура спала.

Несколько часов спустя она проснулась, не понимая, как оказалась на кухне.

– У всех все нормально? – спросила она.

– Мы в порядке, – ответила я.

Она огляделась и увидела Мэтта и Джонни, спящих на полу.

– Что мы здесь делаем? Что происходит?

– С печкой была проблема. Так что я завела котел, и вы пока спали здесь.

– Ужасно выглядишь. Ты вообще ешь как следует?

– Нет.

Мама кивнула.

– Ну да, никто из нас не ест, – сказала она и снова уснула.

А проснувшись вечером, была уже просто обычная мама. Ей удалость сесть в постели, и она спросила, как мы тут все. Я дала ей краткий отчет.

– И как долго мы уже болеем?

– Не знаю. Потеряла счет времени. Несколько дней.

– И ты все это время ухаживала за нами? Совсем одна?

– Мэтт помогал, – сказала я. Вообще-то, мне хотелось рухнуть с ней рядом и расплакаться, чтобы она обнимала меня и утешала. Разумеется, ничего из этого я не могла себе позволить. – Печка доставила больше всего хлопот, но сейчас все позади. Может, завтра переедем обратно на веранду.

– Когда ты в последний раз ела?

– Да мне не хотелось. Все нормально.

– Тебе нужно есть. Нельзя допустить, чтобы ты заболела. Возьми-ка банку с овощной смесью и съешь целиком.

– Мам.

– Это приказ.

И я съела. А доев овощи, поняла, что просто умираю с голоду. Сходила в кладовку, взяла банку морковки и съела ее тоже. Скорее всего, я уже пару дней ничего не ела, так что у меня было такое право.

Потом до меня дошло, что маме уже настолько лучше, что она тоже могла бы и поесть. Разогрела банку супа и дала ей немного. Проснулся Мэтт и тоже съел чуть-чуть.