Сьюзен Пфеффер - Жизнь, какой мы ее знали [litres]

Во сне входила в классную комнату и тут вдруг поняла, что это та, которая была у нас в седьмом классе, и там сидела Меган, болтая с Бекки.

Я совершенно растерялась и спросила:

– Это рай?

Седьмой класс был кошмарным, меня расстраивала даже сама мысль о таком рае.

Меган рассмеялась:

– Это ад. Ты что, все еще не можешь их различить?

Тут я проснулась. Непривычно жить в кухне с мамой. Кажется, что она видит мои сны, что даже мысли у меня в голове больше не принадлежат лично мне.

Но мама спала, пока мне это снилось. Видно, ей и своих снов хватает.

21 октября

Мэтт вернулся сегодня с почты и сказал, что, если не найдется добровольных помощников, отделение придется закрыть. В общем, он вызвался помогать по пятницам.

– Чего ради? – спросил Джонни. – От папы ничего не будет.

– Это неизвестно, – сказала мама. – Я думаю, поработать на почте – хорошая идея. Нам всем следует занять себя чем-то полезным. Вредно сидеть сложа руки и ничего не делать. Надо выходить, помогать другим. Так у нас будет смысл существования.

Я закатила глаза. Хожу за хворостом, навещаю миссис Несбитт, стираю белье, чищу туалет Хортона. Серьезно – вот вся моя жизнь. Кульминация каждого моего дня – сидеть с миссис Несбитт у нее на кухне и молчать.

– Ладно, – сказала мама. – Можешь ничего не говорить.

– Кто, я? – сказали мы с Джонни одновременно, и это правда было смешно.

– Всем нам несладко, – продолжала мама. – Мэтт, я рада, что ты будешь помогать на почте. Джон, Миранда, делайте что хотите. Мне безразлично.

Часть меня почти желает, чтобы она говорила всерьез. Но в основном я боюсь, что она и в самом деле имела это в виду.

24 октября

Сегодня минус девять, что у нас тут теперь прокатывает практически как жара. Если очень сильно приглядеться к небу, можно почти увидеть солнце.

– Бабье лето, – сказала мама, когда шкала термометра подошла почти к нулю. – Нет, серьезно. Спорим, если бы не такой толстый слой пепла, сейчас была бы золотая осень.

Термостат у нас на десяти градусах, так что все равно всегда холодно. Я прикинула, что, может, никогда уже и не увижу отметки выше нуля.

– Покатаюсь-ка я на коньках, – сказала я. – Пруд уже месяц как замерз. Мам, твои коньки у тебя в шкафу?

– Наверное, – ответила мама. – Будь осторожна, Миранда. Не рискуй, мало ли лед треснет.

– Не буду, – пообещала я, но меня так распирало от предвкушения, что все ее наставления пролетали мимо моих ушей.

У нас с мамой примерно одинаковый размер ноги, так что ее коньки должны были мне вполне подойти. Я пошла наверх и быстро их отыскала. Успела забыть, какие они красивые.

На Мельниковом пруду я не бывала с тех пор, как перестала плавать. За последнее время я провела кучу времени в лесу вокруг нашего дома, но сегодня была самая дальняя прогулка по нему. Тропа вся засыпана сухими листьями, но идти было легко.

Самое необычное – это тишина. Я уже привыкла к безмолвию. Ни телевизора, ни компьютера, ни машин, ни шума. Но тут впервые заметила, как тихо стало в лесу. Птиц нет. Насекомых нет. Белки не носятся вокруг. Зверюшки не разбегаются при звуке моих хрустких шагов. Видимо, все животные покинули город. Надеюсь, их-то пустили в Канзас.

Издалека я увидела, что на пруду кто-то уже катается. Я вся горела от нетерпения. На один нелепый миг мне подумалось, что это Дэн.

Но чем ближе я подходила, тем яснее видела, что катается профессионал. Какое-то время я стояла и молча наблюдала, как фигурист приземляется из двойного акселя.

Целую секунду мне казалось, что лучше просто вернуться домой. Но слишком уж меня разобрало. Остаток пути до пруда я практически пробежала – хотела убедиться, что права, что это Брэндон Эрлих.

Так и было.

– Вы живы, – сказала я, а он поклонился в ответ на мои аплодисменты.

– Я-то да, а вот мои четверные нет, – ответил он.

– А мы думали, вы погибли. В смысле ваши фанаты думали. Вы же тренировались в Калифорнии. И никаких новостей про вас не было.

– Я был в туре. Мы оказались в полной безопасности в Индианаполисе. Вести до моих родителей шли очень долго, и еще больше времени ушло на дорогу сюда. Но я здесь уже несколько месяцев. Ты катаешься?

Я смущенно уставилась на мамины коньки.

– Раньше каталась. Брала уроки у миссис Дейли.

– Правда? Она мой первый тренер.

– Знаю. Она иногда рассказывала нам, как у вас дела. Мы все горой за вас стояли. Готова спорить, олимпийская медаль была бы ваша.

Брэндон улыбнулся: