Эльга рассмеялась. Глупые мои! Как я по вам соскучилась!
А уж мы! А мы! – ответили ей листья. Они касались бровей, век, носа, подбородка, и иногда это было похоже на крохотные объятия.
Ах, как это было страшно, хозяйка, когда вы замолчали, – шептали осиновые листья. Нас даже дрожь брала. Конец всякого времени! Зима! И что делать ведь не знаешь, – вздыхали кленовые. Шуршишь себе. Для кого? Для чего? Но мы не отчаивались! – гудели дубовые.
И все жаловались, как им было плохо, как они чуть не рассорились, как потом помирились и как совещались и хотели даже при случае распустить горловину. Все думали про себя, вдруг вы нас больше не любите, хозяйка.
Люблю! – выдохнула Эльга.
А вообще такое бывает, – авторитетно заявил чарник. После проблеска много чего случается. И глухота, и немота.
Дело вообще не в нас, едко добавила крапива. Дело в вас, мастер. Мы-то что? Есть ветер – шелестим, мнут – мнемся, ломаемся, сохнем. А все остальное – это вы. И жизнь в нас, и голоса наши, и место в букете.
Я знаю, знаю, – сказала Эльга. Простите.
Может, дружеский букет? – предложил донжахин.
А давайте! Она вынырнула из сака и обнаружила, что на пороге ее комнатки с округлившимися от удивления глазами стоит женщина, обещавшая им, что дождь будет лить четыре часа. В руках у женщины был кувшин.
– Да?
Женщина с трудом протолкнула воздух в горло.
– Я стучала.
– Извините, я, наверное, не услышала.
– Я вам… воды…
– Хорошо, – сказала Эльга. – Вы поставьте.
Женщина мотнула головой, отказываясь переступать порог.
– У вас это… – Она коснулась своей щеки. – Тут.
Эльга повторила ее жест. Березовый листик затрепетал в пальцах.
– Он вас напугал?
Женщина бросила быстрый взгляд в коридор. Приоткрыла рот.
– Н-нет. Но вы там, в мешке своем, что на голову надели… – произнесла она. – Я слышала.
– Что я разговаривала?
Женщина кивнула.
– Это не плясунья?
Видимо, ничего страшнее этого поветрия для нее не существовало. Страх бился в ней рыжим кленовым костром.
– Нет, я мастер, – сказала Эльга, – мастер листьев. Ой, постойте.
Она наклонилась за доской, и женщина торопливо отступила на шаг от дверей.
– Не приближайтесь!
– Я покажу вам.
– Ничего мне не надо показывать! – испуганно сказала женщина, тем не менее оставаясь на месте.
– Совсем чуть-чуть вашего времени, – сказала Эльга, запуская руку в сак.
– Я закричу, – пообещала женщина.
– Это не больно.
Просыпались листья.
Женщина смотрела, как они разбегаются по доске, как ложатся непонятным, перевернутым узором. Клен. Слива. Чертополох.
– Чудно.
Пальцы слушались плохо. Возможно, с ними тоже следовало поговорить. Движения их были скованны, часто неверны. Эльге дважды хотелось впиться в них зубами, особенно в указательный. Вот уж тупица!
Выручали листья. Чуть ли не сами подравнивались, сами строились, подставляли зубчики под ноготь мизинца, еще и шелестели успокаивающе: сосредоточьтесь, мастер, нас поплотнее, а нас – третьим рядом, а тут некстати яблоневый затесался, весь узор смущает, негодяй.
Она вспотела, но больше от злости на непослушные пальцы, чем от самой набивки.
Женщина прислонилась к косяку, завороженно наблюдая за Эльгиной работой. Страх ее кленовый притих, пробились светлые, спокойные нотки.
Каштан. Все видно.
– Еще чуть-чуть, – сказала ей Эльга, вылавливая в саке нужные листья.
– Да я вижу. – Женщина вытянула шею. – Это что будет?
– Вы.
– Я? – Она помолчала, переложила кувшин из руки в руку. – Лет десять назад проезжал здесь мастер. Так он старичок был. Отцу моему портрет подарил, и он хмелку пить бросил. Раньше люто пил. А в портрете ничего, листья.
Эльга кивнула, обрамляя каштаном клен. Нет, страх травить она не будет, но пригасит, подарит возможность его обуздать, пересилить.
Туп. Ток-топ.
– А вы можете не меня, а сына моего нарисовать? – спросила женщина.
– Сына?
– Мастера боя его забрали. Говорят, мы сейчас на западе воюем.
Так вот откуда страх.
Эльга вдруг увидела, что из кленовых листьев в женщине составлено юношеское лицо, губастое, уши оттопырены, одна бровь выше другой. Не мальчишка, а наказание, драчун, непоседа, репей в пятках, это, конечно, от деда, такой же, сладу нет, но хмелку не пьет, слава Матушке. Хоть самой веди в Амин или даже в Гуммин, ищи ему учителя.
Что ж, с этим страхом…
Эльга остановила пальцы. Интересно, подумала она, можно ли протянуть связь? Это ведь как букет-письмо получится, о котором девочка Устья говорила.
Читать дальше