Ириен хладнокровно извлек острие деревянного копья из того, что когда-то было глазом Вальрина. После страшного крика от внезапной пронзительной боли присущий всем Вальринам интеллект поборол чувство боли, возобладал над ней. Сгустки склеры вытекали из зияющей глазницы. Утерев лицо рукой, уцелевшим глазом Ириен заметил первые признаки приближающегося рассвета. И тут, обессилев от пульсирующей в висках страшной боли, он решился на то, на что раньше у него не хватало духу — даже тогда, когда обжигаемый лучами беспощадного солнца он летел вниз с вершины Талл Зинан. Собрав все свои силы, он закричал, и от этого крика все замерло вокруг: начиная с младенца, едва покинувшего утробу матери, который никогда уже не слышал мирных звуков, прислушиваясь лишь к загадочным, таинственным вещам, звучавшим в его мозгу, и кончая зверями и птицами на многие мили вокруг, застывшими в своем полете и, разучившись летать, камнем рухнувшими на Ирт.
Что же было в этом крике? Одно только слово — слово, которое не часто можно было услышать на стареющей тверди Верхнего Ирта. Это слово, а точнее, имя было — Амраэль. Амраэль, еще один представитель рода Вальринов, единственный, кто мог избавить Ириена от новой пытки солнечных лучей. И он появился, окутанный покрывалом мрака, по краям которого темнота клубилась, словно густой туман. Демон Тьмы невозмутимо окинул взглядом своего сородича. Казалось, вид окровавленного и истерзанного Ириена ничуть не смутил его.
— Слушаю тебя, брат мой, — проговорил Амраэль со смешанным выражением скуки и любопытства.
Ириен в ответ поклонился, что означало, что в данной ситуации он выступает как проситель.
— Я хочу попросить тебя об одолжении, — произнес он.
— Только скажи, все будет сделано.
— Я прошу у тебя темноты.
— Как, такая легкая просьба? — рассмеялся Амраэль, и весь мир погрузился во мрак. Там, где несколько мгновений назад над каменными стрельницами Талл Зинан появились первые лучи солнца, в черном небе повис призрачный серп луны.
Ириен опустился на колени подле неподвижного тела Ренны и поднял его на руки. Голова ее безвольно свесилась вниз. Тогда он пододвинул под нее свою руку и бережно прижал свою ношу к груди. Он зашагал сквозь толпу, замершую в оцепенении, и толпа в благоговейном страхе безмолвно расступалась перед ним. Не так просто было осознать, что видения ночных кошмаров существуют на самом деле. Люди боялись дотронуться до него, ибо прикосновение его шелковых одежд оставляло на теле следы страшного ожога, а если кого-то задевал край развевающегося плаща, несчастный тотчас же впадал в безумие и начинал кататься по земле, сдирая с себя собственную кожу.
Амраэль, демон Тьмы, следовал в нескольких шагах позади Ириена, с едва прикрытой усмешкой наблюдая за толпой. Они вышли из стен города и подошли к реке, на берегу которой Ириен опустил Ренну на землю. Чистой водой простых смертных демон Безумия принялся смывать кровь со своей раны, стоя на коленях на илистом берегу. И тут его брат вновь заговорил.
— Любовь смертного преходяща, — проговорил он, как бы давая Ириену совет совет, похоже, одобренный Собранием Вальринов, перед которым предстал две ночи назад Ириен.
— Но она уже больше не просто смертная, — возразил Ириен, делая повязку из куска шелка, который он оторвал от рукава рубашки.
Амраэль расхохотался, но это был какой-то усталый смех, в котором слышалось сожаление.
— О, сладость заблуждения… Брат мой, ты ошибаешься, она не бессмертна.
Каждое его слово звучало, точно удар погребального колокола. Оно ложилось, как камень сожаления в стену, отрезавшую всякую возможность привязанности.
Ириен взглянул на брата единственным глазом, в котором читались чувства, столь редкие для Вальринов.
Амраэль опустил веки, не в силах вынести этот скорбный взгляд. Он понял — Ириен знает, что он говорит правду.
— Вода бессмертия лишь принимает бессмертные создания. Разве недостаточно жестоко для нее было то, что она полюбила тебя? Так почему же ты хочешь умножить ее страдания, поселив в ней несбыточную надежду на вечную жизнь, чтобы затем отнять ее?
— Отнять? — вопрошал взгляд Ириена.
— Ты привел ее к берегам красоты, недоступной простым смертным, где она может лишь резвиться в морской пене, не смея сделать ни шага вглубь, чтобы ее не унесло течением, — Амраэль на мгновение замолчал, а затем продолжал — Раз она смертна, она состарится, станет некрасивой, и твоя безрассудная страсть угаснет.
Читать дальше