Одри Делонг - Сказочница

Поддавшись минутному капризу, Ириен поднес крохотное зеркальце к своей пустой глазнице и вставил его туда; оно вошло точно. Он с любопытством ощупал пальцами выпуклую поверхность, отражающую тусклый свет сумеречного неба.

Ренна тем временем с трудом поднялась на ноги и, тяжело опираясь на изогнутый посох, доковыляла наконец до своего господина и возлюбленного. Она протянула руку к его лицу, желая дотронуться до зеркальца, но Ириен порывисто прижал ее пальцы к бледной шелковистой коже своей щеки и в следующее мгновение все ее тело оказалось в его сокрушающих объятиях. Ренна чувствовала лишь горячее дыхание Ириена на своем плече».

«Путь их был долгим и трудным, достаточно долгим для того, чтобы сбылось горестное предсказание Амраэля. С годами Ренна состарилась и подурнела, однако вторая часть предсказанного Амраэлем не подтвердилась: любовь демона Безумия к простой смертной не ослабевала.

Как не ослабевала его ненависть к обитателям городка за то, что те изгнали их с Ренной из их жилища, и за то, что из-за них он потерял свой драгоценный глаз. А также за многое другое, что с трудом поддается переводу с языка Вальринов. Поэтому первое, что он сделал, вернувшись в свой дворец на краю бездны Пустоты, это призвал к себе Амраэля, и они придумали, как отомстить презренным жителям примостившейся у подножия гор деревушки.

И вот вдвоем они наслали на город помрачение рассудка: каждую ночь, а ночи эти длились бесконечно долго, эхом в ушах и голове горожан отдавались какие-то непонятные хищные звуки, точно неведомые пришельцы заполнили Ирт в поисках легкой добычи. И звуки эти были столь омерзительны, наполняли души людей таким отвращением, что они ночью ни на минуту не могли сомкнуть глаз.

Из своеобразного чувства сострадания князь Амраэль решил, что в городе не должен родиться ни один ребенок, и он лишил людей радости земного зачатия. Но он также избавил от ночных мук тех, кто не был виновен в изгнании и ранах Ириена и его спутницы, повелев при этом, чтобы виновные страдали вечно, во всяком случае, до тех пор, пока демоны не решат, что они искупили свою вину и не снимут заклятие с города».

Тут старуха тяжело вздохнула и провела рукой по своим белым волосам. Небо за ее спиной порозовело от первых рассветных лучей. Волк, лежавший у ее ног, поднялся с земли и несколько раз тряхнул шерстью. Своей гноящейся мордой он уткнулся старухе в колени и в неверном свете бледного рассвета его глаз сверкнул зловещим серебром.

Она потрепала зверя по голове и затем с некоторым раздражением отстранила его морду. С трудом, так, что было слышно, как скрипят ее более чем древние кости, она поднялась на ноги, ухватившись скрюченными пальцами за свою палку. И в этот момент внезапная вспышка молнии рассекла безоблачное небо, но молния эта была черной, и небо не осветилось, а, наоборот, потемнело, точно занавес опустился в конце сыгранной пьесы. А когда снова пробился неверный свет, на месте волка стоял сам князь Ириен. Его блестящий плащ развевался во внезапном порыве ветра, а в зеркальной сфере невидящего глаза отраженно блеснул первый луч солнца. Старуха же так и осталась старухой — кожа ее казалась даже еще более иссохшей и сморщенной, но в осанке появилось что-то величественное, какое-то приглушенное сияние исходило от ее глаз и волос. Ибо хоть вода из озера бессмертия и не сделала ее бессмертной, но благодаря ей она избежала смерти от несчастного случая. Ей не была дана вечная молодость, ибо этим даром обладали только Вальрины, и она состарилась — ах, как она состарилась! — но Смерть до сих пор обходила ее стороной.

Губы старухи тронула едва заметная улыбка, и она вновь заговорила, но голос ее теперь звучал иначе да, он был стар, но состарившийся, как благородное дерево. Казалось, время стерло все его шероховатости.

— И вот наконец пришел судный день. Целую вечность наблюдали мы за вашими мучениями, ибо ваше безумие не может быть не замечено самим Безумием, как не может даже лев не заметить блоху. Вы долго страдали, и да будет вам известно, что это я уговорила князя Ириена снять проклятие с вашего города, это мне вы обязаны своим избавлением. Ибо он намеревался держать вас во власти ночных кошмаров до тех пор, пока не умрут сами боги и на тропах, по которым поднимаются они в горы, не запляшут камни. Однако я говорю: хватит. Но не жалость руководит мной, когда я освобождаю вас от ваших мучений. Я делаю это ради того ребенка, который родился в ту минуту, когда князь Ириен потерял свой глаз. Ибо, хотя прошла уже не одна тысяча лет со дня его появления, он до сих пор оставался младенцем. Он страдает во сто крат больше всех вас взятых — вместе ведь вам слышны лишь какие-то неясные шорохи, а его слух со всей силой наполняют эти звуки потусторонних кошмаров, а ведь он невинен перед нами.