Ванда Алхимова - Семь горных воронов [litres с оптимизированной обложкой]

– Мне жаль, – пробормотал Ворон. – Тогда понятно, почему ты решила уйти от Бреса.

– Брес никогда не относился ко мне как к человеку. – Лорелея обняла свои колени и положила на них подбородок. – Я делала то, что он говорит, надеясь заслужить его уважение и признание. Но Брес ценит только то, что приносит выгоду, и ровно настолько, насколько это имеет смысл. Он никогда не сделал бы меня миледи, а мне всегда хотелось служить кому-то, кто может ценить меня как человека. Кого-то, кому я буду нужна и кто не выбросит меня потом, словно старую беззубую собаку.

– Я даю слово лорда, что отблагодарю тебя, если мы доберемся до Твердыни Воронов, – резко произнес Гордый. – Все, что ты захочешь и что будет в моих силах.

– Твоего слова мне хватит, – усмехнулась Лорелея. – Тот, кто хранил верность мертвому, сдержит слово, данное живому.

– Я благодарен тебе, – медленно, подбирая слова, произнес Ворон. – Ты достойный воин и, возможно, хороший человек. Но я хочу быть честным с тобой и скажу сразу, что как бы дело ни обернулось, я никогда не смогу полюбить тебя как женщину, как жену и мать своих детей.

– О, – рассмеялась Лорелея, и опять словно медные монеты просыпались в мокрую от росы густую траву. – Об этом можешь не беспокоиться. Мне вполне хватит замка и титула миледи. Ну, пойду проверю лошадей, вдруг запутались? Ложись спать, лорд Ворон. Тебе надо быть сильным: нам предстоит долгий трудный переход. Кстати, как ваша рука?

– Болит, – сквозь зубы ответил Гордый.

– Надо бы смазать ее жиром, но чего нет, того нет, – заметила Лорелея. – Помочитесь на нее и не заматывайте на ночь. Так скорее заживет.

Гордый стиснул зубы от унижения – о таких вещах с женщинами говорить ему не приходилось, и даже мысли не было, что вообще такая беседа возможна. Но в словах Лорелеи был здравый смысл, и Гордый, проклиная все на свете, снова поднялся на ноги, чтобы отковылять в сторонку и там позаботиться о своей ране.

Возвращаясь к костру, он уже едва держался. Не успел лечь и завернуться в плащ, как уснул мертвым сном.

Неслись с поля боя всадники, бежали пешие воины. Многие побросали оружие, и на всех без исключения лицах отражался ужас.

Красный Ворон ругался последними словами, лавируя на коне между бегущих людей. Оруженосец едва поспевал за ним. В основном все дезертиры были приморцами, но попадались среди них и воины Эннобара.

– Ах вы, проклятые трусы! – орал на них Красный Ворон. – Предатели! Ничтожества!

На плаще и шлеме Красного чернел герб Воронов, и многие дезертиры, глядя на этот герб и рыжую гриву всадника, останавливались и немного приходили в себя. Другие, наоборот, кричали: «А сам-то!» Или просто не обращали внимания.

Через некоторое время вокруг Красного собралось человек двадцать пеших воинов и пятеро всадников, в основном молодых или пожилых лордов, которые старательно прятали глаза.

– Что теперь с вами поделать, – злился Красный, сплевывая в пыль. – Опомнились, и на том спасибо! Идем в Тамврот, расхлебывать эту кашу.

Оруженосца вперед себя Красный отправить не рискнул: мальчишка трясся, как в приступе лихорадки, а на дороге могло приключиться всякое.

Небольшой отряд двигался четко в сторону границы по дороге, по пути подбирая раненых или растерянных воинов. Увидев в Красном лидера, люди заражались его уверенностью и слушались. Отряд постепенно разрастался, и к ночи численность составляла примерно пятьдесят человек.

Едва стемнело, Красный велел стать лагерем. У кого-то было с собой огниво, у некоторых – вода и еда. Ворон назначил десятников, которые распределили припасы, выставил часовых, а сам сел к костру и стал ждать.

С поля боя все тянулись побежденные. Многие были изранены и сами сворачивали к кострам в надежде получить помощь. По рассказам спасшихся Красный понял, что случился настоящий разгром, а Эннобар и Старший Ворон убиты.

Страшная весть наполнила голову и душу звенящей пустотой. Во рту горчило. Красный смотрел в ночь пустыми глазами: где-то там стыли тела короля и брата… Или братьев? Мысль о Диком наполнила ужасом. Красный напрочь забыл о Младшем и Гордом, да и вообще обо всем. Ухмыляющееся лицо Дикого стояло перед глазами. Снова и снова прокручивалась в мозгу сцена прощания: крик Дикого, его злые глаза и подзатыльник.

Красный бросился допытываться у всех, не встречал ли кто его брата. Но только двое вспомнили, что мельком видели Дикого, который рубился в самом пекле.