Сшиблись богатыри. Невдомек Екиму, кто перед ним, у Алешки же дурь взыграла. Нет, чтобы проделке своей вовремя конец положить, булавой махать вздумал. Будто не видит лица Екимова, как перекосилось оно, кровью налилось, как рвет в клочья воздух булава его... Одно спасение - голову товарищ потерял. Ему б то приметить - не похож противник его на того Неодолищу, что старик описывал. Еким то примечает, уж больно приемы боевые с его собственными схожи, будто у одного учителя учились. И как удар нанести, и как уклониться - все одинаково. А вот что богатырь на коне неуверенно держится, сообразить не может. Ненависть глаза застит. Окажись на месте Алешки Неодолище - да хоть и другой кто, по силам Екиму равный, только не озверелый, - давно б поединку конец пришел. А так - крутятся, отскакивают, машут булавами, и никак никто в другого не попадет. Казалось бы - чего тут такого? Дубиной - и не попасть. Вон, иной раз, как драка затеется, взмахнет иной, чем в руку сунулось, семерым достанется, здесь же не мешает никто - и никак не получается. Тут ведь еще какая хитрость есть? Коня чужого не задеть. Ни один богатырь себе такого позволить не может.
Нашла коса на камень. Сошлись сила и верткость. И никак одной другую не одолеть. Пока, наконец, Еким на хитрость не пустился. Не по нраву она ему, однако в схватке смертной подчас все средства хороши. Сделал вид, что уставать начал, развернул вдруг коня, и как бы наутек пустился. Супротивник - за ним. Отвел щит в сторону, этого-то Еким и ждал, обернулся через плечо, и метнул булаву с руки навстречу преследователю. Миновала голову конскую, и точно в грудь преследователю угодила.
Тот будто на препятствие наскочил, из седла вылетел и на землю грохнулся. Развернулся Еким, с коня соскочил, меч выхватил - нет тебе пощады, супостат, хоть ты и чувств лишился. Подскочил, взмахнул мечом... А супостат-то так приложился, что у него шлем набок сдвинулся. И видит Еким, никакой перед ним не Неодолище, - Алешка раскинулся. Уж не ворожба ли какая?
Опустил меч, сам опустился, скинул в сторону шлем с поверженного... Да нет же, ни на какую ворожбу не похоже. Товарищ его перед ним. Лежит, и, кажется, не дышит. Потормошил слегка, потом посильнее - ничего. И то сказать, тяжелая рука у Екима, даром что молод. Со всего маху в грудь булавой - это кто ж такое сдюжит? Вот и товарищ его, похоже, не сдюжил. И выходит так, Еким Иванович, что ты своего же товарища, за которого поквитаться собрался, своими же руками... Он, получается, одолел богатыря, ан из-за головы дурной шутки шутить вздумал. Вот и...
Потерялся Еким. Что делать, не знает. Прижал Алешку бездыханного к груди, застыл взглядом, ровно окаменел. Не слышит, как старик подошел. Он, старик этот, - когда и успел только, - уже и коня Алешкиного поймал, и в свое переоделся.
- Говорил ведь, поспешай медленно, а теперь чего уж... Сделанного не вернешь.
Не слышит Еким. Оглох и ослеп.
- Как же так, Алешенька, - шепчет. - Открой очи соколиные, скажи слово ласковое, скажи, что не сердишься на товарища своего...
Склонился старик над ними, глянул на Алешку, покачал головой, выпрямился, прочь подался, на клюку опираючись. Не ушел далеко, возле речки свернул. К тому месту направился, где кубышки над водой торчали. Остановился, постоял немного, поклонился трижды, к воде припал, шепчет что-то. Пошептал сколько, и ждет. Прошло время, возмутилась гладь речная, поднимается что-то из глубины. Ждет старик. На поверхность, тем временем, шар зеленый всплыл. Застыл на недолго, а потом вдруг лепестками в стороны распался, белыми, словно свежий снег под лучами солнечными. Подцепил его старик своим посохом, дернул, вот уже и в руках цветок дивный держит.
Снова поклонился старик речке. Цветок же тем временем поскучнел. На глазах завял и лепестки сбросил. Осталась только шишечка темная, да стебель недлинный.
Повернулся старик, пошел к тому месту, где Еким над Алешкою горюет. Тот как сидел, так и сидит, не видя - не слыша. Поглядел на него странник, поглядел, а потом слегка своей палочкой тюкнул по шлему, Еким и растянулся. Старик, даром что на вид хлипкий, поднял молодца, ровно перышко, отнес в сторону, на травку уложил. К Алешке вернулся. Содрал с него доспех, оружие собрал, на коня Неодолищева приспособил. Накрыл Алешку одеждой евойною, рот ему распахнул, да и нажал на шишечку темную. Побежала по стеблю струйка, старик одной рукой давит, а второй голову молодца приподнял, следит, чтоб ни капельки не пролилось. Покончил свое дело, отбросил цветок выжатый, улыбнулся молодцам, "ну, прощевайте" сказал, подхватил коня богатырского и подался себе, не оглядываясь. Идет, на солнышко щурится, разве что не поет.
Читать дальше