Яцек Пекара - Я, инквизитор. Башни до неба.

– Ну, коли так, может, выпьем по бутылочке вина? – Оживился он. – В память о бедной Лизке.

– Выпейте за себя и за меня. – Я помахал ему рукой и направился поделиться с мастером Альбертом плодами сегодняшних бесед. А плоды эти, к сожалению, были, как ни крути, небогаты.

Вечером я изложил мастеру Альберту всё, что я смог узнать от отца и от художника. Кнотте надул губы.

– Невелика от тебя польза, – буркнул он недовольно. – А может, прижать этого пачкуна, а? Хотя бы инструменты ему показать, на скамье растянуть, хм...

Я знал, что он не спрашивает моё мнение, а задаёт вопросы сам себе, поэтому мудро решил промолчать. Особенно потому, что я видел, что сегодня управляемая им лодка плавала в безграничном океане спиртного. Слова он произносил необычайно чётко, но, когда он встал с кресла, мне пришлось подскочить и поддержать его, иначе он непременно рухнул бы как столб. Конечно, он не поблагодарил меня, лишь с раздражённым сопением стряхнул мою руку со своего плеча. При этом он окутал меня столь интенсивным винным духом, что я сам едва не опьянел.

– Ну да ладно, с этим всегда успеется, – решил он. Я подумал, что Нейман даже не узнает, как ему сейчас повезло.

– Могу ли я спросить, мастер, – начал я учтиво, – получили ли вы какие-нибудь важные сведения при дворе маркграфини?

– Можешь, почему нет? – Беззаботным тоном ответил Кнотте. – Гусь с трюфелями или утка в сладком вине и изюме, хм? – Он испытующе посмотрел на меня, а, скорее, хотел испытующе посмотреть, ибо у него не слишком-то получалось сфокусировать взгляд на одной точке.

Я не имел до сей поры оказии попробовать ни первого блюда, ни второго, поэтому осторожно предложил:

– Может, и то, и другое?

Мастер Альберт зааплодировал.

– Верно подмечено, Мордимер! Зачем искусственно себя ограничивать? На вопрос, звучащий, налить тебе пива или вина, всегда следует отвечать: и водки. Именно так! Рациональная точка зрения, мальчик мой.

– Спасибо, мастер.

– Ну да. – Он потёр пальцами подбородок. – Иди и скажи тому, что ждёт в корчме, чтобы была и утка, и гусь, и ещё пусть приготовят мне раков или черепаховый суп, поскольку, в конце концов, нынче пост, а пост следует уважать.

– Будет исполнено. Так в нашей корчме, если можно спросить, так хорошо кормят?

– Куда там! Я распорядился, чтобы мне приносили еду из кухни маркграфини. А здешний пройдоха должен её лишь подогревать, чтобы я не истязал желудок холодной пищей.

Он расстегнул пояс, спустил штаны и присел над стоящей в углу оловянной миской. Шумно опорожнился, и невообразимый смрад разошёлся по комнате, словно штормовая волна.

– Что касается вопроса, который ты задал – произнёс он, когда закончил, – то у меня не было ни времени, ни возможности, чтобы провести соответствующее расследование. Так что я доверю его твоему благоразумию и надеюсь, не буду разочарован.

– Конечно, нет, мастер, – ответил я, стараясь дышать только ртом.

– Отправляйся завтра ко двору и поговори с кем нужно. Маркграфиня приказала, чтобы все придворные предоставляли нам информацию и помощь, так что никто не посмеет отказаться от разговора. Оглядись вокруг, поговори, послушай, потом дашь мне отчёт.

– Будет сделано, мастер.

Я догадывался, что в то время, когда я буду отрабатывать гонорар мастера Кнотте, сам он найдёт себе более подходящее занятие. Например, займётся дегустацией вин или ещё более приятной дегустацией прелестей местных служанок. А возможно, и тем, и другим. В конце концов, ему было что праздновать, ибо я был уверен, что он сумел выторговать у маркграфини неплохую сумму за наши услуги.

Мастер Альберт застегнул пояс и вздохнул с глубоким, нескрываемым удовольствием.

– Ну вот, освободил местечко для гуся и утки, – усмехнулся он. Потом бросил взгляд на миску. – Будь так добр, мальчик мой, вылей это во двор, а потом принеси чистой, а то она наверняка сегодня мне ещё пригодится.

У меня на языке вертелась возмущённая отповедь, что в обязанности молодых инквизиторов не входит выносить экскременты своих начальников и мыть их горшки. Но я промолчал, ибо во-первых, я ещё не был инквизитором, а во-вторых, Кнотте мог устроить так, чтобы я никогда бы им и не стал. Поэтому я улыбнулся, стараясь, чтобы эта улыбка вышла искренней и естественной. Когда я уже держал миску в руках, мастер Альберт похлопал меня по щеке. Наверное, я счёл бы этот жест ласковым, если бы не тот факт, что этой же рукой он за миг до того вытирал себе задницу.