Яна Левская - Раминар.

Кожевник застыл, глядя на деньги, потом плюнул и ловко сгреб монеты обратно в мешочек.

- Совсем плох стал. И не говори, - поохивая, он направился к буфету, достал стакан и налил себе чего-то золотистого и дурно пахнущего брагой. - Местного коньяку? - скорняк приглашающе протянул Вдове второй, пока еще пустой, стакан.

- Благодарю, но по утрам не пью ничего крепче чая. Всего хорошего.

- Ну что ж я сам буду?

- В лечебных целях можно и самому, - женщина натянуто улыбнулась и вышла.

Прикрыв за собою дверь, она облегченно втянула свежий воздух, запивая им прогорклый душок скорняцкой лавки.

Невдалеке от дома молочницы Фады у одного из дворов сгрудилась толпа человек в двадцать. Оттуда доносились женские голоса, жалобные всхлипывания и причитания. По общей атмосфере уныния и траура, а также, располагая полученными от Микаля сведениями, Вдове не сложно было догадаться, что там еще вчера жил ныне покойный Трит. Ведомая предчувствием, женщина направила коня к людям. Не ожидавшие ее появления, они расступились, открывая взгляду тело на волокуше. Вот тут настал черед Вдовы впасть в уныние - мертвецом оказался ее вчерашний, если можно так выразиться, гость. "Ничего себе поворот", - оторопело подумала она, разглядывая бледное лицо, разметавшиеся во все стороны русые волосы с увязшими в них травинками и прочим сором, и, наконец, темное багровое пятно, проступившее на ткани, которой была прикрыта грудь бедняги.

Она молчала, остальные тоже.

Ситуация крайне драматическая, но еще более нелепая.

"Что она тут делает?" - крутилось в головах сельских.

"Какого жора я тут торчу?" - спрашивала сама себя Вдова, продолжая пялиться на труп. Что-то было в нем не нормально. Вопрос, что? Едва уловимая неестественность, некая ошибка. Словно у бутафорного фрукта из театрального арсенала не докрашен листик у черенка. Вдова втянула воздух, принюхиваясь к запаху трупа - мертвечиной не пахло. "Вот оно!" Не было запаха крови и плоти. Бутафория. Очень странный, однако же логичный вывод: если колбаса не пахнет колбасой, значит, это не колбаса. Чувства ее обострились, ей вовсе не нравилась такая вот нестыковка, возникло неодолимое желание во все этом разобраться, но немая сцена затягивалась, и это было плохо.

Сквозь общий фон напряженности и отчуждения повеяло страхом. Вдова так четко ощутила этот непередаваемый аромат, возбуждающий мозг любого хищника, что не удержалась и качнулась вслед за запахом к его источнику. Худенькая белокурая девушка, стоявшая по ту сторону волокуши, отшатнулась и сдавленно пискнула. Подружки, толпившиеся рядом, встрепенулись.

- Марика, что с тобой?..

"Марика... Девушка Трита, которая пряталась ночью в кустах со своим ненаглядным. Отчего-то безумно меня боится. Отлично. Пора рвать когти".

- Сочувствую вашему горю, - глухо проронила она, чтобы не показаться совсем уж чудовищем и зашагала прочь.

Дело оборачивалось очень плохо. Если после своего вчерашнего визита Трит не успел повидаться с дружками, на спор отправившими его в логово "ужасной ведьмы", то вышеозначенной ведьме придется туго. Попробуй, докажи потом, что от Северной Кручи он ушел на своих двоих.

"Вот гадство!" - вновь плюнула Вдова про себя, но уже с гораздо большим чувством, чем накануне.

После утреннего визита в деревню и рухнувших на голову откровений Вдова ожидала, что не далее, как этой ночью, деревенские придут к порогу ее хижины с факелами вершить самосуд. Поэтому, собрав все самое необходимое и оседлав верного конька, она ближе к вечеру ушла в лес. Ей известны были несколько укрытий, где можно было переждать капризный март, а в апреле двинуться в путь прочь от Малого Нара. Но жечь "ведьму" не пришли ни на следующий день, ни через день. Утром третьего дня к ее дому пожаловал какой-то охотник, постучал в двери, потоптался на пороге и ушел ни с чем. Зря она паниковала. Хотя перестраховаться в такой ситуации никогда не лишне. На четвертый день она вернулась домой, а на пятый к ней заявились гости.

На этот раз, открыв двери, Вдова увидела двух мужчин. Один был значительно старше второго, но одинаковые острые носы, слегка выпученные глаза и вьющиеся барашками каштановые волосы наводили на мысль о родстве этих двоих. Младший подбоченившись выглядывал из-за плеча старшего, а старший решал, куда деть руки: пересчитал пуговицы кафтана, заткнул большой палец за пояс, свободной рукой огладил полу. Забавно было наблюдать, как сквозила из-за тщательно изображаемых решимости и твердости мальчишеская робость. Чтобы подбодрить гостей, она пригласила обоих внутрь и предложила чаю.