Александра-К - Ненависть [СИ]

Проклятая рана все-таки подвела его — не болью, а неловкостью движения, — так быстро, как хотелось бы схватить кинжал, не получилось… А дальше — бешеный черноволосый воин навалился сверху, вывернул руку, пальцы разжались от нестерпимой боли. Кинжал тихо звякнул, упав на пол. Воин в бешенстве ударил тварь кулаком в лицо: «Ах, ты…» И дрогнул вдруг — мальчишка лежал неподвижно, он не потерял сознания, только взгляд был … насмешливым? Наместник напрягся — сошел с ума? И это нападение — результат безумия? Или нет? Должен кричать, плакать, молить убить — а он смеется??? Почему? Воин внимательно вгляделся в лицо мальчишки — на покрытом кровоподтеками лице играла торжествующая улыбка. И вдруг воина озарило — он понял. За попытку убийства — смерть, Тварь — опасен. Его надо убить?

Наместник криво усмехнулся, продолжая удерживать руки Твари и наваливаясь на него всем телом:

− Если ты думаешь, что заслужил смерть — ты ошибся. Тебя будут лечить и кормить, купать по два раза в день, смазывать твое тело благовониями. С тобой будут возиться мои рабы — и не приведи боги, чтобы с тобой что-либо случилось! Ты будешь жить для того, чтобы всходить на мое ложе каждую ночь. Не захочешь − притащат силой или сожгут пару тварей у тебя на глазах. Смерть — милосердное избавление для тебя, но ты ее не заслужил — ты будешь жить.

Мальчишка продолжал насмешливо улыбаться. Ненависть… Дикая, неудержимая ярость − и воин жестоко вывернул мальчишке руку, ударил по ране — сознательно причиняя нестерпимую боль, только бы стереть с лица улыбку. Надо бы было ударить по лицу и разбить его, — не смог, — побоялся в бешенстве изуродовать тварь насмерть. Жестокость в обмен на коварство. Смерть и боль с обеих сторон. Абсолютное отсутствие возможности компромисса…

Отчаянная боль — такая, что и кричать нет сил, раздирает грудь. Ощущение жгучего тепла и боли. И успокоения нет — недалеко до порога Предвечных чертогов, но так страшно. Больно, так больно. Тихий голос над головой: «Стражник, зови лекаря… Я, похоже, тварь сильно покалечил!» Можно подумать, их людской лекарь что-то сделает. Такая боль. И ощущение мокрых струек крови, текущих по боку, прижатой к телу руке. Глухой стон… Нет, это не я… разомкнуть губы нет сил — иначе будет вой, словно у зверя. Влажная ткань на лбу, кусок чего-то мягкого прижат к боку, прерывающийся глухим рычанием чужой голос:

— Чуть потерпи… Сейчас перевяжем.

Воздух кончается, вдохнуть сил нет. Больно, так больно. Там, за порогом — покой… Там будет… Ох, нет, не будет — он забыл. Его не примут за порогом. Слишком много неотмщенных душ за ним — он мог уйти, отомстив за всех. Не ушел — помешал его мучитель Можно подумать, ему мало того, что в Предвечные чертоги он и так вошел бы убийцей своих воинов. И кто бы из них встал ему навстречу из-за пиршественного стола богов? Достоин милости только победитель. Хотя бы поставили прислуживать, хотя бы в собаку обратили — служить защитой и игрушкой его погибшим солдатам. Теперь даже так — нельзя. Он не смог отомстить — его просто не примут. Боги не берут в Предвечные чертоги трусов. Слава богам, что все из его рода ушли достойно, не увидев его позора.

Чей-то встревоженный голос над головой:

− Господин, что произошло?..

Грубый ответ мучителя:

− Лучше делай свое дело — ты сказал, что можешь лечить тварей…

Острый приступ боли — казалось, сильнее уже некуда, но холодные пальцы усиливают ее, касаясь кожи возле раны. Дышать совсем невозможно — словно огромный мешок в груди и он все раздувается. Куда-нибудь, хоть во тьму, хоть в огонь — только чтобы боли не стало.

Снова тихий голос:

− Ребра сломаны… Ох, господин!

И яростный ответ:

− Сделай что-нибудь. Я хочу, чтобы он выжил. И убери боль — он же с ума сойдет. Ты же можешь.

Тихий вздох:

− Отравить — могу. Наши зелья на него действуют как яд. Он же тварь, другой.

Бешеный голос воина:

− Во тьму захотел? Делай!!!

Мягкий голос в ответ:

− Прошу, помогите, если не брезгуете его касаться.

Циничный смешок воина:

− Лекарь, думай, что говоришь. После того, что было… Очень даже не брезгую…

Тело против воли вывернулось из-под рук лекаря, тварь сжался в комок. Нестерпимая боль и ожидание очередного насилия. Неужели нельзя оставить в покое? Просто дать сдохнуть, уйти во тьму?

Тихий голос лекаря:

− Господин, он же нас слышит…

Опять смешок:

− Конечно, твари очень живучи. Приходится сильно потрудиться, чтобы прикончить хоть одного…