Тауфель, очевидно, смутился, услышав циничное замечание Фэллона.
– Думаю, его величество хочет подчеркнуть свое намерение победить этих жалких невежд и плебеев. – Адъютант использовал для обозначения народа раненов выражение Мобиуса, и Фэллону оно стало нравиться еще меньше. – Он принял решение возложить именно на вас и ваш отряд почетную обязанность нанести первый удар в его кампании.
По напыщенным словам адъютанта было видно: он увлеченно погрузился в военные игры.
Тауфель отсалютовал и зашагал прочь, направляясь к шатру командующего на дальнем конце внутреннего двора.
– Он и правда такой наивный, каким кажется? – спросил Терон, проявляя больше благоразумия, чем ожидал от него Фэллон.
– О наивности ты знаешь побольше моего, лейтенант. – Ответ прозвучал язвительно, и Терон снова не знал, как на это реагировать. – Собери людей у восточных ворот… надо ведь сделать то, о чем просит нас этот мелкий придурок, правда же?
Терон кивнул, забыв даже о традиционном салюте, и повернулся, чтобы приказать сержанту Омсу и остальным рыцарям следовать за ними. Отряд Фэллона из пятидесяти Красных рыцарей медленно продвигался по неровной брусчатке Ро Хейла в направлении восточных ворот. Из всех рыцарей в лагере только они ехали верхом, и их провожало множество взглядов. Воины его отряда были в полном боевом облачении, а в дорожные мешки они сложили только самое необходимое. Личные вещи остались в лагере. От рыцарей, настроенных настолько же скептически, как и Фэллон, они получили несколько вялых приветствий. К тому времени, как они подъехали к воротам, там уже тесными рядами построилось большинство рыцарей, ожидая королевскую речь.
Прозвучал горн, и командиры окриками начали собирать своих воинов. Шум обутых в сталь ног эхом разносился по Ро Хейлу, и Фэллону пришлось успокаивать своего коня, который испугался резких звуков.
– Я рад, что хотя бы кто-то еще ненавидит весь этот бред, – тихо произнес он, обращаясь к скакуну.
Фэллон видел, как из шатра Тристрама появилась небольшая группа рыцарей и священников и поднялась на прочный помост, возведенный на высоте футов в десять над мостовой.
Первым вышел кардинал Мобиус, горделиво красуясь в своих пурпурных доспехах без единого пятнышка. Рядом с ним стояли три священника рангом пониже, включая брата Джакана, и пожилой аристократ по имени Рэтбоун из Чейза. Командующий Тристрам стоял в стороне, заняв подчиненную позицию по отношению к Пурпурным священникам.
Все люди на внутреннем дворе примолкли, когда из шатра командующего вышел король Себастьян Тирис. Монарх выглядел ужасно. Налитые кровью глаза, бледная кожа и засаленные волосы. На нем были золотые доспехи, плохо сидевшие на плечах, и отороченный мехом плащ, который должен был помочь выглядеть королю более массивным и мускулистым, чем на самом деле. Рядом с ним шли еще два священника: его телохранитель, Клеот Монтегю, и старый Черный священник по имени Алистер из Водопадов Арнона. Служитель смерти был армейским капелланом. Он казался слишком старым для такой работы, и Фэллон подумал, что, должно быть, тот сильно разозлил их кардинала, раз его назначили в армию в столь преклонном возрасте.
Мобиус поднял руку.
– Братья, поприветствуйте своего короля.
Пять тысяч рыцарей и слуг одновременно стукнули в нагрудники, отчего лошадь Фэллона снова дернулась и принялась рыть копытом землю.
Брат Клеот Монтегю, крепкий на вид Пурпурный священник и сын одного из богатейших людей Тор Фунвейра, выступил вперед. В качестве телохранителя он был почти бесполезен – фьорланская воительница, Халла Летняя Волчица, вырубила его с одного удара, но как символ богатства и знатности короля он был незаменим.
– Вы запомните этот день, – звонко объявил Монтегю официальным тоном. – Начиная с этого самого дня, ваш король снова вернет под свою власть земли раненов.
Опытный оратор, он повысил голос, чтобы побудить собравшихся рыцарей к выражению одобрения. Не дождавшись поддержки от рыцарей, несколько Пурпурных священников в толпе застучали кулаками в нагрудники, пока остальные воины тоже не начали постепенно салютовать.
Фэллон тряхнул головой. Ни его самого, ни его людей эта речь не воодушевила. Беглый взгляд на Тристрама показал, что тот тоже стоит молча.
Клеот встал на одно колено перед королем и склонил голову.
– Мой король, – произнес он, приглашая Себастьяна Тириса начать свою речь.
Читать дальше