Михаил Зайцев - А-Элита

И так далее, и тому подобное. Последние два дня Кукушкин исходил словами постоянно. Он надоедал и раньше, но с перерывами. Раньше Кукушкин переставал нудить после того, как ему позволяли сделать глоток спирта. Коньяк писатель прикончил еще во время самой первой ночевки на полигоне. Не углядели - Кукушкин попросил пригубить и присосался к фляге, не оторвешь. Несколько последующих дней Кукушкина стимулировали обещаниями распечатать емкость с медицинским спиртом. Потом он так надоел, что спирт из «неприкосновенных запасов» таки распечатали. Два дня назад спирт закончился. Опять не уследили - Кукушкин всосал в себя единым махом обильные остатки девяностошестиградусной жидкости, и в ответ на упреки, мол, что ж ты, Аркадий, обещал глотнуть, как обычно, и нагло обманул, Аркадий Ильич Кукушкин заявил, дескать, таким манером решил отметить прибытие на место, точнее, на местность, именуемую «Гнилой лощиной». Два дня назад над выходкой писателя посмеялись почти с умилением. И Стрельникову, и Лосеву казалось, что самое трудное позади, что могилка грея обнаружится быстро и легко… Не тут-то было…

– … и еще у меня паста зубная закончилась. Мне надоело завтракать кружкой каши на воде, осточертело храпеть в спальном мешке. Запах «Москитола» впитался в поры моей кожи навсегда. Кто-нибудь из вас, граждане чекисты, читал «Парфюмера» Патрика Зюскинда в переводе Эллы Венгеровой? А?… Никто не читал?…

– Аркадий, заткнись, пожалуйста.

– Легко! Прикажи собирать дрова для сигнальных костров, и я перемолчу рыбу. Ни слова, ни слога, ни буквы от меня не услышите, чекисты-мазохисты… Лосев, ну хоть ты ему скажи, ау! Лосев, с двумя рюкзаками ты похож на двугорбого верблюда, я выгляжу арестантом перед расстрелом, а ты, Паша, вообще…

И так далее. Типичный словесный понос просидевшего полжизни на кухне интеллигента, коего злая судьба вдруг взяла да и занесла в тайгу и оставила без курева, без выпивки, без прав на волеизъявления.

Рюкзак Кукушкина, заодно со своим, нес Лосев. Как добрались до «Гнилой лощины», как начали по ней рыскать, Андрей-антипат переместился из арьергарда в авангард троицы ходоков. Шел первым, изредка поглядывая на компас, и прислушивался к ощущениям. К сожалению, ощущения были те же, что и до пересечения условных границ лощины, - тяжесть в уставших от долгой ходьбы мышцах, легкое раздражение от необходимости слушать писательскую болтовню и острое желание оправдать надежды руководства.

Ружье Кукушкина висело на плече у полковника рядом с однажды и навсегда расчехленной двустволкой.

Четыре дня тому назад из этой самой двустволки полковник застрелил волка. Хороший был день - Кукушкина так напугала неожиданная встреча с серым хищником, что вплоть до сумерек он не раскрывал золотозубого рта. Даже выпить не просил, хотя четыре дня тому назад спирт еще весело плескался в пластмассовой емкости.

– … ой, господи Иисусе, гляньте-ка - опять под ногами сплошные мухоморы. Честное пионерское, нажрусь сырых мухоморов и сдохну вам назло… Лосев! Куда ты нас привел, верблюд сохатый?! Мы тут вчера проходили, я отчетливо помню эту самую лиственницу с неприличным дуплом у зазывно раздвинутых корней. Я вчера, помните, в это самое дупло похабно помочился. Э!… Командор! Полегче, Паша! Хорош меня в спину-то толкать, я и так еле иду, я…

«Ну как же он надоел! - мысленно пожаловался на писателя неизвестно кому Лосев и мысленно же воскликнул: - Эврика!!!»

Андрей резко остановился, растянув губы в улыбке, повернулся к Кукушкину, спросил с сочувствием:

– Устал, Аркадий Ильич?

– Как собака!… А что? Привал?

– Угу. Отдыхай.

– Андрэ - ты человек! - Кукушкин хрустнул коленными чашечками и сел на вышеупомянутые мухоморы. Глаза писателя закрылись, он завалился навзничь и, хрустнув локтевыми суставами, сложил рученьки на груди крест-накрест. - Считайте, я умер. Но, господа, я готов воскреснуть при малейшем намеке на хлопоты, связанные с разведением сигнальных костров. Аминь.

– Товарищ полковник, давайте оставим Аркадия Ильича здесь, у приметной лиственницы с дуплом. Дадим ему сухой паек, спальник, оружие на всякий случай, а завтра за ним вернемся. Пускай отдохнет сутки Кукушкин, ладно?

– Чего?!. - «Покойник» ожил, подскочил, как будто саблезубый крот укусил его в тощую ягодицу. - Я согласен на одиночную камеру в тюряге для политических, но я против одиночества в дикой тайге! Категорически! Я не…

– Тогда заткнись, - жестко перебил писателя Лосев, круто повернулся к нему спиной и пошел в обход лиственницы.