Михаил Зайцев - А-Элита

А просвет все ближе и ближе, и вот уже за колоннадой берез отчетливо просматривается поляна.

Метров эдак полста в диаметре поляна. Почти идеально круглая и совершенно ровная. Ветер колышет жидкие, выжженные солнцем травы, а в центре лежит громадный плоский камень, похожий на постамент. Пара-тройка медных всадников, правда, впритирку, вполне поместились бы на покатой глыбине. Но низковат постамент для городских площадей, ему бы лечь у братской могилы, на мемориальном кладбище, вот где ему самое место - даже ребенок смог бы дотянуться до отполированной временем серой плиты и возложить на каменную покатость гвоздики.

В непосредственной близости от открытого пространства поляны березы не только поредели, но и помельчали. Из земли вылезли алчные щупальца корней, тощие стволики изогнулись причудливо. Грунт стал жестче, то и дело под ногами стали попадаться лысины булыжников. Бежать трусцой неудобно, того и гляди споткнешься или ногу собьешь. Андрей сменил бег на широкий шаг.

– Лосев, ты не ошибся? Почва каменистая, где здесь чего зароешь.

– Нет, товарищ полковник, не ошибся.

Вышли на поляну, остановились. Лосев повернулся в профиль к полковнику, указал железом стволов на сухую березку слева на границе жухлых трав и чахлого леса.

– Под этим деревом.

Нечаянно задев Андрея локтем, Стрельников потрусил к указанной березке, с каждым мелким шажком приседая все ниже и ниже. Опустился на колени подле засохшего дерева, сбросил с плеч ружья, скинул рюкзак, припал к земле.

– Лосев - ты гений! - С аккуратностью профессионального сапера полковник сгреб к корням желтые листочки, веточки, палочки, прочий лесной сор, зачерпнул горсть мягкой, податливой земли.

– Гений болезненных ощущений, - нашел силы для шутки Лосев. Сил для улыбки уже не хватило.

Андрей небрежно бросил ружье, разрешил коленям согнуться, сел. Разрешил пояснице расслабиться, лег.

Шумно приближался к финишу отстающий Кукушкин, еле слышно возился у сухой березы деловито сосредоточенный Стрельников, а Лосев лежал на спине и глядел в небо.

«Наверное, разные типы антиподов вызывают у меня разные реакции», - думал Андрей, вглядываясь в бесконечную синеву. Его сегодняшние ощущения были отчасти сродни прежним, однако другими. Приступ дурноты тяжелее, чем в «Дюнах». Приступ активности ярче, чем в засаде с Панасюком. И в данную конкретную минуту происходит нечто новое, незнакомое. Как будто весь адреналин разом вытек из вен. Как будто сердце вот-вот остановится, как будто… Нет, не может быть… Померешилось, будто из заболоченных высей за антипатом наблюдают… Нет, страшно не было, но… как-то тяжело, что ли… Нужных слов, чтобы описать это новое состояние, Андрей так и не подобрал.

Дотащился наконец до поляны и аутсайдер Кукушкин. На самом финише, у последнего ряда деревьев, отпустил лямки рюкзака, по инерции шагнул еще раз, другой, третий, наступил на брошенное Лосевым ружье и пал наземь.

– Сатрап малолетний, - Кукушкин вздохнул с надрывом, - будь человеком… - выдохнул со стоном, - пристрели меня… - вздохнул и всхлипнул. - Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?… Экхе-кхе-е… - и писатель закашлялся, мелко содрогаясь всеми членами, - кхэ-хэ-э… Тебе за милосердие очередное звание в кх-е-кхе… в Кэ-Гэ-Бэ дадут-тхе-хе-е…

Андрей повернул тяжелую голову, посмотрел на Кукушкина. Писатель лежал боком на ружье, раскинув ноги, вытянув руки.

– Курки взведены, осторожнее, - произнес, едва ворочая языком, Лосев, напряг мышцы шеи, повернул голову в другую сторону, посмотрел на Стрельникова.

Коленопреклоненный полковник работал быстро и сноровисто - копнет, зачерпнет ладонями горсть коричневой сыпучей земли, развернет плечи, выбросит пригоршню грунта, затем опять поворачивается к раскопу и снова черпает ладонями землю. Не человек, а живой мини-экскаватор.

Андрей закрыл глаза. Он знал, чувствовал - над мертвой тварью грунта совсем мало. Через минуту, самое долгое, пальцы Стрельникова прикоснулись к трупу.

– Экхе-е… кхэ… Загибаюсь я, отдаю концы, даю дуба… Как раз и могилка освободится… Кхе-е, хе, е… Елы-палы! Полковник-то наш - некрофил, оказывается… Кхе-е… Е-мое, этакую мерзость к грудям прижимает - тхе-е… тхе, е…

Андрей нехотя разлепил веки. Жутковатая картинка перед глазами: полковник вытаскивает из разрытой могилы существо ростом с ребенка, костлявое, безобразное. Непропорционально большая, безволосая голова трупа на плече у Стрельникова, ротовая щель существа забита землей, зеленоватая плесень вокруг дырок носовых отверстий, под выпуклыми надбровными дугами то ли сморщилась серая кожа, то ли присохла глина. Стрельников бережно поднимает легкий трупик, с серебристых складок комбинезона уродца, словно с погребального савана, посыпались струйками коричневые земляные катышки.