Михаил Зайцев - А-Элита

– Погоди-погоди!… - Кукушкин резво подскочил и замер, закрыв глаза, нацелив в небо поцарапанный о колючую проволоку палец с прилипшим к царапине молодым листочком ольхи. -… Ты слышал?

– Чего?…

– Погоди-погоди, прислушайся!… Чу?…

Теперь и Лосев услышал далекое и протяжное: «Ау-у-у…»

Улыбнувшись, Андрей спешно прислонил ружье к стволу кедра, быстренько сложил ладошки рупором и прокричал в ответ:

– Мы-ы зде-есь! Ау-у-у!…

– Ты совсем дурак?!! - глаза Кукушкина открылись, округлились, указательный палец с листочком больно ткнул Лосева в грудь. - Замолкни, придурок! Сам только что складно рассказывал про два безответных выстрела и сам же орешь, помогаешь убийце нас обнаружить!

Андрей растерялся, но его растерянность длилась всего секунду.

– Ло-о-сев! Ау-у-у!… - Прозвучало ближе и отчетливее. И эхо повторило: - У-у-у… - голосом Стрельникова, однозначно! Ни капли сомнений, на сей раз и Андрей, и Кукушкин опознали баритон полковника. - Лосе-е-ев!…

– Я-а зде-е-есь! - прокричал Лосев в рупор ладоней.

– Иду-у к те-е-ебе!… Оставайся-я на-а-а ме-е-ес-те-е-е…

– Хо-о-ор-о-ошо-о-о!… Я-а-а… Мы-ы! Мы жде-е-ем!…

– Ну и слава богу… - Кукушкин вздохнул с облегчение, весь как-то сразу обмяк, хрустнул коленными суставами, опускаясь на корточки, пожаловался: - Сердце колет. Годы, понимаешь, берут свое. Невроз, геморрой, мозговые явления… Лосев, будь другом, угости еще коньяком старого человека. Не ради пьянства прошу, а как лекарство…

Ладная фигура Стрельникова возникла на гребне сопки минут через десять. За эти минуты литровая фляжка Лосева с янтарным алкогольным напитком полегчала граммов на двести - двести пятьдесят. Возвращал флягу хозяину детский писатель с большой неохотой.

– Вот ктой-то с горочки спустился, - тихо пропел Кукушкин, прислонясь к кедру, вытягивая хрустящие в коленных чашечках ноги, с надменной полуулыбкой наблюдая, как товарищ полковник шагает вниз, к подножию сопки, скользя подошвами по мхам. - Ии-эх, Андрэ! Конченый я индивидуум, попомни мое слово, - столько государственных секретов насмотрелся, что одна мне дорога: на кичу, в одиночку. - Кукушкин вновь запел тихонечко: - С одесского кичмана, Тургенева романа, я вычитал хорошенький стишо-оо-ок, как хороши стервозы, как свежи были розы, они теперь истерлись в порошо-оо-ок…

Детский писатель мурлыкал блатняк под нос, Стрельников тем временем приближался, а Лосев заметил, что на рюкзаке у полковника, сбоку, имеется дырка. Да! Точно! Дырка от пули.

– Товарищ полковник, вы ранены?

– Чуть было, ха, не стрельнули Стрельникова, - широко улыбнулся полковник, делая последние шаги по скользкой круче. - Но «чуть» не считается, - дядя Паша остановился, бросил беглый взгляд на пирамидку, оценивающий на Кукушкина. - Вы, вижу, славно с горки прокатились. - Стрельников кинул Андрею ружье. - Держи, поставь рядом со своим, у дерева, - продолжая улыбаться, старший по званию стащил в плеч рюкзак, запихнул палец в огнестрельную дырку. - Счастливый выстрел для меня и, наоборот, для нашей с вами, товарищи-граждане, рации. - Стрельников вытащил палец из дырки, запустил руку по локоть в уже расстегнутый, с заранее ослабленным шнурком на горловине рюкзак. - Где ж она, несчастная… Вот она, моя спасительница! Остановила пулю, милая! - Вытащил из рюкзака замаскированную под электробритву рацию. - Лови, Лосев! Любуйся.

Андрей поймал псевдоэлектробритву и присвистнул - свинец застрял в микросхемах, пластмасса корпуса крошилась в пальцах.

– Пожалуйте бриться, хи-и… - флегматично хихикнул Кукушкин, запуская руку за пазуху. - Паша, ты фашиста достал?

– Ушел, гад. - Стрельников сел напротив Кукушкина по-турецки. - Дай, что ли, закурить, Аркадий.

– Ты же из некурящих, - тонкая рука писателя вместе с портсигаром в кулачке вылезла из-за пазухи. - Ты ж из тех, которые здоровье лелеют.

– С чего ты взял?

– Я наблюдательный, я по профессии - инженер человеческих душ.

– Сдается мне, гражданин душевный инженер, тебе вульгарно жалко курева.

– Хоть бы и так, но разве я посмею отказать гражданину начальнику?… Лосев, а ты курить будешь?

– Можно, товарищ полковник? - Лосев тоже присел на землю, тоже по-турецки. Спиной к «ЛА-ЗС» в ложбинке, лицом к гражданам-товарищам.

– Кури, Андрюша, - разрешил Стрельников. Подцепил ногтями сигарету в раскрытом книжкой портсигаре, другой рукой утер пот со лба.

Закурили писательскую «Победу» с двойным фильтром. Оторвать зубами и выплюнуть желтый цилиндрик фильтра Андрей постеснялся. Курение слабой сигареты привыкшему к папиросам Лосеву удовольствие доставляло среднее. Между тем лучше уж дамский табачок, чем вообще никакой. Тогда, в «Дюнах», симпатичная девушка, как оказалось, вовсе не пошутила насчет «прощальной пачки». Андрей просил товарища полковника снять запрет на курение хотя бы на время предстоящей операции, но Стрельников не поддался на уговоры. «Вредная привычка притупляет ваш дар антипата, курсант Гром», - сказал тогда Стрельников, сделав строгое лицо.