Р Скотт Бэккер: Великая Ордалия

— Но откуда ты можешь это знать ?

— Оттуда, что у меня есть Око!

— Но оно поведало тебе, что зло — дуниане, а не Келлхус!

— Довольно! — рявкает Король Племен. Она и раньше замечала, что голоса мужей, состарившихся, затворившись в темницы своих сердец, часто грохочут подобно далекому грому. Но голос Найюра гремит, оглушая.

— Что ещё за Око?

Вопрос, казалось, выпивает из якша весь оставшийся воздух. Старый волшебник совсем уж хмурым взглядом призывает её замолкнуть, и поворачивается к Найюру, сидящему, по-прежнему вперив в неё сияющий и обжигающий кожу взор.

— Она владеет тем, что зовется Оком Судии, — начинает он, столь тщательно выбирая слова, что звучат они как-то неискренне, — Очень мал….

— Бог Богов, — прерывает она его, — Бог Богов взирает на мир моими глазами.

Найюр урс Скиота кажется каменной статуей — столь недвижимы и он сам и его испытующий взгляд.

— Пророчество?

— Нет…, — сглотнув, отвечает она, понимая, что ей пришлось столкнуться с чисто мужским взглядом на вещи. Она старается выровнять своё дыхание, чтобы не дергаться от беспокойства. — Суждение. То что я вижу это… что-то вроде приговора .

Вещь-зовущаяся-Серве слегка щурится.

Король Племен кивает.

— Значит ты видишь Проклятие и видишь проклятых.

— Вот почему мы спешно двигались к Голготтерату, — встревает Ахкеймион в неуклюжей попытке отвести удар от неё, — чтобы Мимара могла взглянуть на Келлхуса Оком… Чтобы мы…

— Око, — скрежещет Найюр, — ты смотрела им на меня?

Она едва смеет взглянуть ему в глаза.

— Да.

Великий человек склоняет голову, одновременно как бы и обдумывая её слова и изучая заусенцы на своих ногтях. По плечам его пробегает дрожь.

— Ну так скажи мне дочь Эсменет. Что ты видела?

Она встречается взглядом с Ахкеймионом… Взор его молит её «лизать ноги» — молит лгать. Его пустое лицо кричит о том же.

— Скажи мне, — повторяет Найюр, поднимая голову и поворачивая к ней искаженное гневом лицо.

Она пытается противостоять его пригвождающему взору. Ледяная бирюза его очей бьет с убийственной точностью выстрела, пронзает её насквозь и хотя сам Бог Богов окружает и пропитывает её естество, взгляд её колеблется и опускается к лежащим на коленях рукам, которые сами собой беспокойно теребят её собственные пальцы.

— Я никогда не видела… — бормочет она.

— Что? — возглас, подгоняющий как отцовский шлепок.

— Я-я н-никогда не в-видела никого… настолько…настолько проклятого…

Черногривая голова вновь задумчиво склоняется, словно камень, повисший на глиняном выступе. Мимара не уверена разозлили его эти слова или нет. Ум его слишком хитер и подвижен, чтобы она могла без оглядки довериться любым предположениям на этот счет. Но она ожидала хоть какой-то реакции — ибо, несмотря на всё, что было сказано или сделано, он всё ещё оставался смертным человеком . А он держал себя так, будто был кем-то вроде, семпсийского крокодила.

Она смотрит на Ахкеймиона, его покорный и одновременно умоляющий взгляд едва ли может утешить её. Если им доведется пережить всё это, какой-то особенно раздраженной частью себя отмечает она, ей до конца ночи придется слушать его брань и проклятия по поводу её откровенности. И как его можно в этом винить?

Вещь-зовущаяся-Серве всё это время искоса наблюдает за ней сквозь пламя костра — видение и убаюкивающее и устрашающее своей непостижимой красотой.

— Вииидишь….- воркует оно, обращаясь к своему любовнику, — Спасение… Спасение это дар, которым может наделить лишь мой отец…

— Заткнись, мерзкое отродье! — вопит Ахкеймион.

Но Король Племен смотрит лишь на Мимару.

— И когда тебе довелось взглянуть Оком на Ишуаль, что ты увидела там?

Болезненный вдох.

— Преступления. Немыслимые и бессчетные.

Жажда осеняет его жестокие черты. Желание жечь и палить… Он вновь поворачивается к костру, будто стремясь бросить в огонь образы дунианской твердыни, застывшие в его глазах. Его вопрос застает её врасплох, настолько внимание его кажется поглощенным мерцающим пламенем и плавящейся смолой.

— Что насчет этого мальчишки?… Вы прихватили его как заложника?

Старый волшебник колеблется. Она слышит свой голос, против её собственной воли пронзающий наступившее безмолвие.

— Он беженец…

Король Племен взирает на неё подобно человеку, услышавшему нечто вроде чистого бреда. Его лицо мгновенно приобретает мрачное выражение — перчатка, натягивать которую для него привычнее всего. Мальчик, понимает она, ощущая недвижимое присутствие ребенка слева от себя — мальчик более всего беспокоил безумного скюльвенда с того самого момента, когда он впервые обратил на него внимание… когда он осознал подобие ребенка его Святому деду — Анасуримбору Келлхусу.