Р Скотт Бэккер - Великая Ордалия

Былая она — озлобленная на весь мир имперская принцесса — увидела бы тут лишь захламленное бандитское логово. Но та, былая она, и сама, скорее всего, благоухала бы амброй, а не смердела гнилыми мехами и вонью немытого женского тела. Варварство, размышляет она с нотками черного юмора, варварство давным-давно поглотило всю её жизнь.

Король Племен — единственное подлинное украшение якша. Он сидит, скрестив ноги, напротив входа с противоположной стороны очага. Раздетый до пояса, он видится ей одновременно и сухощавым и громадным. Темной фигурой, кажущейся ещё более зловещей из-за озаряющего её снизу света пламени. Свазонды сплошь покрывают руки и тело Найюра пятнами зарубцевавшейся кожи, напоминающими разлившийся по телу воск.

Мы сможем рассказывать тебе такие дивные сказки…

Найюр-урс-Скиота ничем не показывает, что заметил их появление. Он созерцает струящийся дым, удерживая на нем неподвижный взгляд, подобный пальцу, погруженному в быстрый поток. Ахкеймион поражает её тем, что, используя его отвлеченность, шагает прямо к костру и усаживается справа от Найюра, как мог бы сидеть рядом с ним двадцать лет назад, во время Первой Священной Войны, когда они делили один очаг. Мимара колеблется, зная ещё с тех лет, что она провела на Андиаминских Высотах, что самонадеянность старого волшебника может быть воспринята как вызов и провокация. Лишь, когда вещь-зовущаяся-Серве садится слева от своего супруга, она тоже опускается на колени рядом с Ахкеймионом. Мальчик следует их примеру, усевшись напротив нечестивой подделки.

Горящие березовые поленья свистят, извергая шипящий пар из своей влажной сердцевины.

— Ты искал Ишуаль… — говорит скюльвенд с резкой, рубящей интонацией. Его голос даже во время обычного разговора хрипит раскатами грома, гулкими… словно отдаленный звериный рык. Он по прежнему пристально всматривается в какую-то неопределенную точку над очагом.

— Я бросил ему в лицо твои обвинения сразу после падения Шайме… — брови старого волшебника лезут на лоб, что происходит всякий раз, когда мысли его охватывает какое-то особенно удивительное воспоминание, — Практически сразу после того, как Майтанет короновал его как Аспект-Императора на высотах Ютерума, перед всеми Великими и Малыми Именами. — Он пристально вглядывается в лицо варвара — как бы в поисках одобрения собственной храбрости. — Как легко понять, затем мне пришлось бежать из Трех Морей. Все эти годы я жил в изгнании, размышляя о произошедшем, о пророчествах и пытаясь найти хоть какие-то подсказки о Ишуаль в своих Снах… Истина о том, кем является человек, рассуждал я… заключается в его происхождении.

Ей трудно сосредоточится на Найюре, не смотря на его всеподавляющее присутствие. Образ его супруги, даже оказываясь на периферии зрения, маячит, нависает там смутной опасностью и угрозой. Серве, тёзка её сестры, ещё более прекрасная, чем образ, навеянный легендой, подобная юной дочери некого бога…

— Тебе не хватило той правды, что я поведал тебе тогда в последнюю ночь?

— Нет, — речет Ахкеймион, — не хватило.

Плевок Короля Племен шипит в пламени.

— Ты сомневаешься в моей правдивости или в моем рассудке?

Вопрос, от которого у Мимары перехватывает дыхание.

— Ни в том, ни в другом, — пожимает плечами старый Волшебник, — лишь в том, как ты всё это воспринимае…

Король Племен ухмыляется, по-прежнему взирая в пустоту.

— То есть всё же в моём рассудке.

— Нет, — уверяет старый волшебник, — я….

— Мир сам по себе способен сделать людей безумцами. — прерывает Найюр, наконец повернув к Ахкеймиону свой безжалостный лик и сверля его взглядом бледно-голубых глаз. — Ты искал Ишуаль, чтобы решить вопрос о моем помешательстве.

Старый волшебник смотрит куда-то вниз, молча разглядывая свои пальцы.

— Ну, так скажи мне теперь, — продолжает Найюр, — Я безумен?

— Нет… — слышит Мимара собственный голос.

Взгляд белесых глаз смещается, останавливаясь на ней.

— Анасуримбор Келлхус — само зло, — вяло молвит она.

Мы все устали, малыш. И только…

Ахкеймион поворачивается к ней, глядя свысока, в той, манере, что приберегают обычно на случай разговора со старыми сварливыми тётками, и говорит, будто обращаясь к её измазанному в грязи колену.

— А если дело обернется так, что он окажется твоим Спасителем?

— Не окажется, — парирует она, но в голосе её звучит больше сожалений, чем ей самой хотелось бы.