– Тут даже финны твои – и те есть! – сказал как-то Горм. Летнее солнце припекало, и хэрсир сменил медвежью шкуру на синий ромейский плащ. Кроме того, он начал расчёсывать свою бурую гриву. Сходство Горма с троллем заметно убавилось, и теперь на него заглядывалось немало чужестранок.
Где? – выпрямился Торкель. Дела последних месяцев отвлекли ярла от непонятной заботы, которую он почти что оставил на топких берегах Невы. – Что за люди?
– Так… отребье, – Горм отвечал без воодушевления. Он просто упомянул финнов к слову. – Не то бродяги, не то мелкие купчишки. Пристали здесь к нашим, третий день вместе гуляют – песни орут. Пьют как лошади.
– Тем лучше. Проведи меня к ним, мой друг. Я должен видеть этих людей.
Вдвоём они проследовали к берегу реки, где возле драккаров пировала дружина. Гостей среди своих воинов Торкель заметил издалека – ими оказались трое неряшливого вида мужчин. Двое, уже успев наугощаться медовухой, сидели молча, расплываясь в пьяных улыбках. Третий, самый старший, оказался крепче – он что-то громко вещал, размахивая вместительным рогом, к которому не забывал прикладываться. Торкель разглядел человека получше. Ну и образина! Даже видавший виды ярл не часто встречал таких. Засаленные космы волос не позволяли как следует рассмотреть лицо чужака и прикинуть его возраст – седина не вязалась с резким и звонким, как у юноши, голосом. Усы рыжие, борода у подбородка седая, на щеках – черная; в широком рту – сильная нехватка зубов. Едва кто-то из окружающих начинал говорить, как это чучело мгновенно вступало в разговор на ломаном шведском языке, с легкостью заглушая всех остальных. Торкеля передёрнуло; он с внезапной теплотой вспомнил степенных ингров из Виипури – гостеприимного Киммонена, смешливого кузнеца, сдержанного рыжеволосого рунопевца (Как его звали? Неважно).
Ярл прислушался. Гость как раз перешёл на свое родное наречие и затянул песню, в которой говорилось что-то о нересте рыбы. Надо отдать бродяге должное – пел он весьма недурно. Ярл понял, что Горм не ошибся, и перед ним действительно выходец из какого-то финского племени.
– Эта пьянь ведёт себя так, будто он здесь хозяин, – позабытый соратниками скальд Гуннлауг был мрачен как ночь. Он сидел в стороне, и рог пива в его руках оставался нетронутым. – Уничтожает наше пиво, хает наши песни, сам ничего сложить не может. Воет что-то своё, а наши люди во хмелю добрые и рады слушать. Ничего на его языке не понимают – лишь бы погромче. Дозволь вытолкать его в шею!
– Повремени, скальд. Еще успеешь, а пока финны – наши гости. И я ещё не беседовал с ними.
– Троллиный хвост! – взревел незнакомец, завидев ярла. Он раскинул длиннющие руки, словно хотел обнять старого друга. – Благородный ярл Торкель Ворон! Милости просим, ярл, выпей с нами!
– Благодарю тебя, мой дорогой гость! – ярл изобразил на лице радушие. – Но прежде поведай мне, как твоё имя, и из какой земли ты будешь!
– Куллервойненом зовусь я, я без матери рожденный! На семи ветрах я вырос, на дворе чужом недобром, словно мох на голых скалах, тонкий прутик меж каменьев! Ни к чему трудиться всуе, бороздить чужое поле; сам себе родных я создал – волосы из мха густого, да глаза из кислой клюквы, тело – пни в лесу гнилые!
– Так и скажи – безродный! – вмешался один из пьяных товарищей Куллервойнена. Тот и ухом не повёл:
– Я живу теперь как птица, как свободная летаю! Мне проснуться в землях Виро, полдень в Карьяле приветить, повечерить у венедов, в Линнуле ночлег устроить! Мне язык известен всякий – и лапландский, и венедский…
– Воистину, не сыщется мужа, способного обойти столько земель! – улыбнулся ярл, и стал ковать железо, пока горячо: – А не слыхал ли ты где о волшебных жерновах, что сами, без зерна, мелют муку и соль?
– Хлеб растёт в полях хозяйских, жернова вертят девицы! Сига в Иматре добудешь, а на Вуоксе – лосося! В Похъёле вертится Сампо, в пёстрых скалах Сариолы!
– Где? – насторожился Торкель.
– …Что от Ингрии на север, да на полночь от карелов!.. – пьяный самозабвенно горланил, не заботясь о том, слушают его или нет.
– Что он там лопочет? – спросил Горм.
– То, о чём молчали в Виипури, – Торкель внимательно вслушивался в слова Куллервойнена.
– … Дальше – только дикий север, ледяная пустошь Лаппи!
Викинги переглянулись.
– Эстерботтен, – произнёс Торкель. – С его слов выходит, что Гротти хранится там. Место неведомое, далеко на северо-востоке от Бирки.
Читать дальше